***
…Один мальчик плохо учился в школе. Отец его ругал, но ничего не помогало. Не найдя никаких более методов воздействия на сына – отец взял да и остриг его наголо. Оказалось – самое что ни на есть самое… Мальчик стеснялся ходить в школу и прогуливал. Отец узнал об этом и отвел его в школу силой. Дети в классе и в школе смеялись над наказанным двоечником. Двоечник ходил лысый и злой. Он затаил на отца глубокую обиду. Пообещал себе, что, когда вырастет, обязательно острижет наголо отца и силой отведет его на работу… Прошел месяц – мальчик оброс, но кличка «Лысина» сохранилась на годы…
Прошли годы – и отец мальчика облысел сам по себе… Выросший некогда мальчик так и не реализовал задуманное… А потом, как-то раз, в его волосатую голову пришла своеобразная мысль – жениться… И чтоб родился сын и чтоб пошел в школу и стал плохо учиться... Обязательно плохо… Чтобы в качествен самого/самого наказания – обрить его наголо… С этого момента жизнь молодого человека обрела хоть какой-то смысл…
***
…Один мальчик любил играть в солдатики. Бывало придет из школы и, не пивши не евши и даже (!) не помывши своих серых тоненьких рук с обгрызенными ногтями и болезненно цепляющимися за все заусеницами - тут же – за солдатики… Построит их и командует… Или взрыхлит одеяло – и прячет солдатиков в его глубокие складки – засады делает. Сам ползает у дивана, извивается – то с тыла заглянет, то с фронта - тактику боя, понимаешь, разрабатывает… Бывало, что и засыпал – там же, на /поле брани/ среди бойцов своих – словом – как и положено настоящему полководцу…
Учился полководец плохо – из рук вон плохо. Родители грозились выбросить всех солдатиков (это барахло!)… А некоторые, редкие, диковинные, что выменивал на фантики от заграничных жвачек. В школу когда уходил, прятал мальчик солдатиков. На уроках слушал /вполуха/, все больше рисовал: пистики, кинжики, да пушки…
Прошли годы и мальчик, окончив какое-то там захудалое (по причине своей всеобщей неуспеваемости) военное училище – стал-таки командиром. В его подчинении было два писаря – один блатной, другой – убогий. В войска командир не попал, поскольку удачно(!) женился в свое курсантское время на дочке зам/ком/училища. Девушка была – так себе – толстая и рыжая, но добрая и заботливая – кормила его папиной пайковой сгущенкой… Словом, сблизились – да и женились… А он в войска-то и не хотел – там служить надо – личный состав дрючить по уставу и /дедовскими методами/. Солдаты злые… А тут, в городе, при штабе – нормально.., но скука смертная…
…Блатной и убогий его не любили, скорее даже презирали – а он не жаловал их… В увольнение отпускал крайне редко – зачем ему лишнее беспокойство – мало ли чего там на гражданке-то (по дури своей) сотворят – разбирайся потом… А ему не до того… У него - солдатики (и те, старые тоже, между прочим; он их перевез в свое время сюда из родительского дома). Теперь у него другой дом и в другом городе. Но играет в солдатики старлей исключительно в штабе… Запрется в своем кабинете, где карты чертит, да и расставит полки блистательные – новых солдатиков уже довольно с тех самых детских пор прикупил… Расставит и играет, нет – командует… И взрывы кругом и гул самолетов, и танков рев страшный, пули свистят – только уворачивайся…
Домой он ходить не любил. Там жена – жирная, но заботливая. И сын – дурак дураком – плохо учится и на гитаре целыми днями бренчит – поговорить с ним не о чем… Словом – поспит, поест – да и на службу – бегом мимо шкодливых писаришек – да к себе – к /солдатушкам-браво-ребятушкам/ - воевать… Вот это жизнь, а все остальное – так, неведомо зачем…
/Мелкие истории/
Летнее пробуждение…
…Летнее пробуждение… Когда каникулы… Ты проснулся, не открывая глаза, чувствуешь теплый ласковый ветер – сквозь растворенные двери балкона… Ветер касается твоих пяток, и приятно пяткам и весело… И через пятки по всему телу разливается детская безмятежность… Счастье… С кухни запах жареной картошки (не палочками, а кружочками, что менее подрумяненная сковородой) и вперед и почти целое лето… Лето велосипедов, шорт, мороженого в стаканчиках с палочкой и шариков в вазочке – с сиропом… Лето гладкой и обильной воды из старого любимого графина с кусочком серебра на донышке… Как здорово пить, на минутку забежав домой («Ребя, велик посторожи…») – пить и осознавать, что сейчас опять бегом по лестнице вниз и на велосипед и до вечера, до поливалки, которая едет тебе навстречу, а ты с друзьями (все на велосипедах) – ей навстречу – под веера струй прохладной воды… Крики, ноги задраны вверх, колкая пыль в мощных движениях воды по телу – УХ!!! – Всего-то несколько секунд – и ты сырой, грязный и счастливый… Ничего, чуть покатаемся, обсохнем… А вечером, когда до дома недалеко и делаем вид, что не слышим криков зова бабушек с балконов – едем пить на колонку… Вода на колонке имеет особый вкус – это другой вкус, нежели дома в графине… Она пахнет свежестью и острая, когда глотаешь… Струя из колонки тугая и пить неудобно… Набираешь воду за щеку, выпрямляешься и, закатив от блаженства глаза к небу – глотаешь… И так глотков – шесть/семь… Потом делаешься тяжелый и вялый – подбираешь велик с земли – и трогаешься с места… Ноги чуть подрагивают – уже устал, смеркается между прочим – ну, еще кружок вокруг Дома Радио – и по домам… Еле вносишь велосипед на четвертый этаж, обивая рулем и задним колесом все углы – все знают – прогулка закончена – отворяйте двери… - все, спать… Таких глубин сна – как в детстве – теперь нет… Не донырнуть…
…Летнее пробуждение… Едва-едва приоткрыл ресницы… Солнце в ресницах переливается радужными спектрами редкой красоты… Ну ладно, бабушка идет по коридору будить – потягивается маленький мальчик – шасть на балкон… Босиком… Старый балкон старого дома… Пол балкона выложен плиткой… Плитка раскалилась на солнце – мальчик даже пятки обжег… Поплясал – попривык – сел на деревянный порожек – не так нагрелось дерево, сидеть хорошо… Весь балкон увит вьюнками настурций (это бабушка постаралась)… И не видно с улицы , что ты вышел в трусах… Трепещуще зеленая стена то тут, то там с розовыми граммофонными цветами… Мальчик сунул нос в цветок… Тончайший запах невозможно описать чего… Вынул нос, а нос в пыльце – но он это заметит чуть позже – в ванной при скором умывании… А запах еще нераскрывшихся бутонов, когда они представляют собой шарики – жесткие, угловатые чуть-чуть… Этот запах вообще невероятен – когда шарик сильно сжимаешь в пальцах… Пронзительный такой – неописуемый вдвойне… До сих пор иногда – спустя десятилетия – вдруг в нос приходит – и сразу и радостно и грустно одновременно делается… Но бутончики лучше не трогать, а то розовых граммофончиков не будет… Нехорошо – бабушка старалась…
…С балкона полдвора – как на ладони… Самая главная часть – и вот почему… Под балконом –высокая стройная липа с темно-зеленой крупной листвой - сквозь ту листву не проглянешь…Как ни силься… Под липой лавочка, а на лавочке иногда сидит девочка, которая старше мальчика на целых два года; а когда тебе восемь лет – это немыслимая разница – драматичная для сердечных отношений… Мальчик тайно и давно влюблен в эту девочку… С балкона, по резному краю листвы видны лишь коленки сидящих… Но мальчик знает ее коленки… И ее клетчатый сарафан тоже знает… На коленках плавающие тени от покачивающейся кроны липы… Все, увидел – покой потерял, безмятежность потерял… «Бабушка! Быстрей-быстрей, что там покушать?..» «Да чего это ты так разволновался – вот, ешь!»… «Все, спасибо…» - и бежать во двор… Эх, жаль, и картошка – не картошка, и чай – не чай… Быстрей на улицу, быстрей на лавочку… Брюки готовы (мальчик сам научился гладить брюки, глядя на отца; бывало, гладил по несколько раз за день)…
…Подъезд высокий и гулкий… Через ступеньку по кафелю – хлестко подошвами сандаликов… «…Только бы к ней никто не подсел,.. иначе и салиться –то как-то некстати»…
…В подъезде прохладно… Все – вниз… Окна проносятся мимо… Последняя площадка - квартира друга («…Нет, нет… - потом зайду»…) – дверь… Закрыв глаза, волнительно-глубокий вздох – и!!! Вмиг осадило…
…Яркая вспышка света теплой волной – улица… Бац! – захлопнулась тугая дверь…
…Мальчик словно обезоружен – он ничего не видит, его дыхание сбилось, сердце колотится так, что ничего вокруг не слышно… Медленно проступает вид: липа, под липой скамейка, на скамейке девочка в клетчатом сарафане и больше никого… Девочка смотрит на мальчика с легкой улыбочкой и некоторой хитринкой в глазах – будто о чем-то догадывается…
…Шаг навстречу… - Вот оно, СЧАСТЬЕ…
Дневничок наблюдений
…Майский Жук, а по-нашему – местному – ШАРАНКА, был в пустом спичечном коробке почти у каждого мальчишки… Кто-то ловил их сам, кто-то выменивал… Но неизменно – в коробок… Бедному жучище было тесно в коробке и, вероятно, душно… Он горестно шуршал и именно это доставляло мальчишкам неописуемое удовольствие… Видимо сказывался потаенный атавистический синдром повелителя – гадко распоряжаться жизнью плененного подчиненного твоей власти… Когда шорох в коробке утихал – коробок следовало изрядно потрясти – дабы оживить бедного узника… А потом чуть приоткрыть и понюхать из открытого отверстия шел какой-то, почти горячий запах чуть горьковатый, настоянный на запахе некогда лежащих в коробке спичек… Это был запах мучений и беспомощности перед обстоятельствами… А после из отверстия показывались усы и цепкие коричневые лапки насекомого, что пыталось вдохнуть воздуха и вылезти на свободу… Коробок в тот же миг закрывался, иногда чуть придавливая конечности жука…
…Как-то я положил в коробок лист липы – видимо, мое жестокосердие имело какие-то границы… Потом внимательно рассматривал тот лист, пытаясь успокоить себя тем, что жук хотя бы поел…
…Я никогда не хотел их смерти… Я иногда даже отпускал жуков… После того, как коробок полностью открывался – усталый и обессиленный неравной борьбой жук сначала переводил дух… Потом напрягался, даже как будто тужился… И вдруг крылья его с суховатым треском раскрывались и он тяжело взлетал… И летел некоторое время низковато и неровно…
…Бывало, что шаранки умирали… Откроешь коробок, забытый с вечера в кармане рубашки – а там он – лапки скрестивши лежит, не шелохнется… И запах от него какой-то прозрачный, не такой характерный, как от живого…
…Я жуков не выбрасывал… Я жуков хоронил… Но так, чтобы никто-никто не увидел, а то стали бы потом говорить не весть чего про меня – на весь двор или того хуже – на всю школу… Хотя, это же чувство, я имею ввиду – захоронение жука – чувство сострадания , чувство раскаяния… И они, эти самые чувства, большинству присущи, однако же – большинство-то как раз их и стесняется…
…А я пошел во двор, огляделся – никого поблизости, присел так, словно что-то выронил – и камушек из земли – раз и выковырял… Жучка из коробочка кувырнул на ладонь бережно – а он легкий такой – почти безвесный и не полетит больше никогда… От этой мысли слезы у меня на глазах наворачиваются… Бедняжку с ладошки в ямку положил, листиком сухим прикрыл и землей засыпал… Не камень на него тот положил, а именно мягкой земли…
…Тут откуда ни возьмись, ребята… «Ты что тут уселся, потерял что ли чего?!.» Я – носом – шмыг и глаза на них не поднимая (сейчас слезы обратно впитаются), говорю этаким тоном разгильдяйским, чтобы – в который уж раз!!! – чувства скрыть – говорю: «…Да вот тут три копейки, запнулся, выронил…» Ребя участливо нагнулись, а у меня одна мысль : только бы на жучка моего не наступили! И опять чуть не прослезился…
…Потом в школу ходил, все на это место смотрел – мысленно шаранке приветы передавал – даже сквозь сугробы - когда зима уже пришла…
…С тех пор даю проход и пролет всем ползущим и летящим, лающим, мяукающим и мычащим… А все равно иногда – как-то не по себе - от того давнего случая…
…Вот, думаю, когда умру – первым, кто встретит меня /ТАМ/, будет именно тот заморенный мной в детстве – майский ЖУК-ШАРАНКА…
…То есть я очнусь там – в тех новых ощущениях и чувствах - а он тут как тут… Крупный такой, прямо с меня и его голова - близко/близко к моей голове – глаза в глаза… Так он смотрит на меня пристально и вроде как с укором, и глаза у него такие черные и немигающие… И запах от него тот самый, когда он еще живой был у меня в коробке – горячий запах, чуть горьковатый, настоянный на запахе спичек… Я конечно не выдержу его взгляда и мои глаза скорее всего вновь будут застить слезы – и раскаяния – и одиночества – и страха (а как без него)…А потом вдруг – треск такой – глянь, а он, жук-то летит уже – вверх, куда-то в Небо…
«…В Небо… И ТАМ что ли Небо, а мы-то где?!..» - мелькнет в моем сознании мысль… И вдруг, почувствуя странную скованность в себе - поднатужусь так – раз! – хруст – и взлетел я – и лечу – тяжело и неустойчиво – но лечу – и деревьев кроны – и мальчишки какие-то оголтелые там, под деревьями – а я все лечу куда-то к ним – а они косятся в мою сторону как-то хитро/выжидательно и ждут, когда я к ним ближе подлечу – а я лечу – какой-то неведомой силой влекомый…
«…ГОСПОДИ! СПАСИ И СОХРАНИ…» - это была моя последняя мысль – хотя уже даже не помню – где…
***
/СюрПОНТ/
Двойная реальность или
Чужие уши
…Жил-был один мужчина… Средних лет возраста… Очень он был недоволен своей жизнью… То зарплата маленькая, то лысеет, то девушки на него не смотрят, то в мире что-то невообразимое творится, то обед в столовой невкусный – словом – ворчун из ворчунов… А еще и зануда хорошая… Ко всем изложенным пунктам недовольства прибавьте теперь долгие и монотонные монологи – по поводу – как бы он все это изменил в лучшую для всех и для себя сторону… Ну, довольно – для предисловия…
…Жил-был один мужчина… Проснулся он как-то утром, недовольно посмотрел на часы (вечно они убегают), потянул свое вялое, слежалое за ночь тело и стал вставать… В спине кольнуло – ойкнул мужчина… Ногами в тапочки попасть не может – пнул тапочки капризно… Шторы приоткрыл – о, Господи… Солнце-то какое яркое – опять жарища… Кран в ванной открыл – вода еле течет – опять соплями мыться… Ну все не так – и это заметьте – с самого, что ни на есть утра…
…Глянул мужчина в зеркало – и обомлел… Ну, лицо как лицо, никого спросонья вид лица не радует – одутлое, в красных шрамах от подушки, глаза соловые, волосы всклокочены…
…Лицо как лицо… Мужчина был поражен другому… На месте его довольно маленьких ежиковых ушей – были старые крупные и морщинистые уши… Они были серо-землистого цвета и мочки у них были оттянуты вниз… Мужчина замотал своей головой и мочки заколыхались – такие вот они были чувствительные и нежные… Мужчина проверил это, брезгливо прикоснувшись к мочкам рукой… А еще они были прохладные… Мужчина судорожно умылся холодной водой; а пока умывался и отплевывался – все думал – сейчас вот взгляну в зеркало – и от этого наваждения больше ничего не останется… Все из-за этого вонючего средства от комаров, продолжал оправдывать свои галлюцинации мужчина, которое вчера было обильно распрыскано по комнате – в борьбе с зудящими существами…
…Взмах головы… Капельки по зеркалу от взмаха… Глазами проморгался - уши те, старые уши не месте… Схватился мужчина руками за уши – дернул – аж искры из глаз – крепко сидят – словно свои – но ведь не мои – так вот и возопил на всю ванную комнату мужчина…
…Позвонил на работу… Взял три дня за свой счет… На уши привязал спитые чайные пакетики (слышал, что через это отек с глаз сходит, может, и с ушей сойдет), перевязал голову полотенцем… Так и прикладывал – попеременно – то пакетики, то лед их холодильника – пока одно ухо болезненно не заныло… Потом только полотенце оставил…
…Лег отдохнуть… Одна мысль покоя не давала – где он эти /уши/ уже видел… И вдруг вспомнил… Было это позавчера… Хоронили соседа по подъезду – Николая Игнатьевича – дядьку крупного и очень пожилого… И помнится – как раз гроб с покойным у подъезда стоял, а мужчина рядом оказался (домой зачем-то с работы забегал)… И вот мимо гроба опрометью пробегая, заметил торжественность лица покойного – этакую надменную торжественность – дескать /где я – а где вы…/ - и /уши/ - вот именно, эти самые уши, кои сегодня по утру обнаружил на себе…
…Днем поспать толком не удалось…Все никак не мог примоститься головой – дабы не касаться /чужих ушей/…
…Настала ночь – забылся-таки зыбким сном… Вдруг слышит шорохи какие-то… Глаза открыл – ничего, а шорохи - слышны… Будто земля вокруг подосыпается и потрескивает дерево… И ветер какой-то тревожный и далекий…
…Проснулся… Посмотрел… Ужаснулся… Хотел вызвать врача – да подумал – два дня еще есть – авось – все само по себе пройдет… Все само по себе изменится… Настроение - /ниже нуля/, аппетиту никакого… В холодильнике пустовато, в шкафу – коньяк – вот и здорово… Первая радостная, мажорная нота в настроении за последние мучительные сутки… Выпил залпом стакан – передернуло… Но и похорошело… Глаза закрыл – и поплыл… Даже знакомую свою длинноногую вспомнил… Как вдруг – откуда-то издалека – звуки похоронного марша … Мужчина подскочил – и к окну… За окном ничего такого – бабушки с детьми у подъездов на лавочках сидят… А марш играет… И откуда-то сверху словно… А потом копать стали… Явно так… Лопаты в землю вонзаются – и все ближе и ближе, но где-то вроде как справа чуть-чуть… Потом плач, причитания, забивают что-то и… хлоп – будто опустилось рядом нечто тяжелое и неуклюжее… Земля падать начала, да громко так – сухими россыпями по деревянному… А потом – тишина… Допил мужчина второй стакан и горестно понял, что слышит он /своими ушами/ замогильную /жизнь/ Николая Игнатьевича – соседа своего по подъезду… И уснул он прямо за столом, уронив тяжелую гудящую коньяком и переживаемым кошмаром голову прямо на /свое/ старое ухо…
…Приснился мужчине страшный сон… Будто приходит он в ванную… Зажигает свет, а свет не горит… Запаливает тогда мужчина свечу и подходит со свечой к зеркалу… Смотрится … Видит себя с бледным и испитым лицом, темными подглазинами под тусклым болезненным взором и старыми морщинистыми ушами… Смотрит… Из уха что-то начинает вылезать – что-то черное и извивающееся – и все лезет и лезет… Пригляделся мужчина – а это червячище могильный – упитанный такой, гладкий и поблескивающий… И червячище этот пристально так смотрит на мужчину – вылезши наполовину из его уха… А потом головой своей пучеглазой так с укором покачал и пальцем строго погрозил – дескать, смотри у меня, не балуй, люби жизнь, покуда живешь, не хай никого и ничего – а не то, смотри… И скрылся опять в ухе… И свечу в тот же миг задуло ветром холодным и сырой землей пахнущим…
…Проснулся мужчина за столом на кухне уже глубокой ночью… В спину в открытую форточку ветер дует… Поежился… Озноб по телу разбежался… Сон вспомнил… Опять поежился… Встряхнул головой, пошел в комнату пошатываясь и углы плечами задевая… Упал в постель и заплакал, а потом уснул…
…Утро… Солнышко в окне… Ласково греет… Часы на стене весело тикают… Потянулся мужчина сладостно и улыбнулся солнцу… Хорошо… И голова не болит… Тапки надел не на ту ногу, рассмеялся да и так до ванной дошлепал… Включил свет, пустил воду и глянь в зеркало… А нет зеркала… Вместо зеркала плита могильная с именем самого мужчины и датами рождения и смерти… Со всей силы лбом – бац в плиту – и…
…Вскочил мужчина… Оказывается, так и сидел он за столом в кухне, никуда не уходил – сон во сне видел… Один другого страшней… Голова с руки соскользнула – вот и треснулся об стол головой… Сердце колотится… Гудит голова…Покачиваясь и задевая углы плечами (как в том сне), дошел своей постели и, не раздеваясь – упал и забылся…
…Ночью что-то ссыпалось и трещало, а утром ярко светило Солнце…
пятница, 11 декабря 2009 г.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий