О художнике Ивакове

/Прерывистый цикл рассказов – зарисовок
о художнике Ивакове – (ХИ)/


    …Как-то раз, скользкой для ходьбы улицей, художник Иваков шел с тяжелым этюдником с пленэра  (художник Иваков был  скромный человек и не смотря на труднопроизносимую витиеватость нерусского слова - /мусьем/ себя не мнил).  Он шел и то и дело поскальзывался. Навстречу ему шла какая-то собачонка и старушонка – при ней. В один из несчастливых моментов пути художник Иваков поскользнулся и неуклонно стал падать. Траектория  полета его  тяжеленного этюдника была еще более выразительна.  Сначала упал  Иваков и затем – этюдник. Иваков упал задницей об наледь, а этюдник внушительно шлепнул по собачонке. Художник ойкнул, собачонка пискнула, старушонка заголосила. Когда этюдник приподняли, то увидели  совершенно плоскую собаку (словно для гербария), мохнатым ковриком лежащую  на снегу. Старушонка кудахтала и заламывала руки, Иваков оправдательно мычал – руками разводя, собачонка (приказав долго жить – желательно не собачьей жизнью) – лапками не сучила и хвостом  не виляла…
    …Художник Иваков  отличался творческой находчивостью: он расписал  холст красками - /радужных воспоминаний старушечьего детства, наклеил посередине – плоскую собаку, все /это/ вставил в богатую раму (кои так любят все обыватели) и подарил старушке. Теперь это произведение (печали и находчивости) украшает  старушкину коммунальную обитель…







-    ХИ –


…Художник Иваков – хоть и был (по-своему) гениален, но таковым себя не считал – и по сему – люди искренне тянулись к нему: одним – он помогал делать вечный ремонт,  другим – выгуливать пса, третьим – чинить велосипед, четвертым – убирать картошку, пятые – не возвращали ему долги, а шестые… (хотя нет, это уже из разряда очень личного).









-ХИ –


    …Как-то произошел с художником Иваковым следующий курьез. Он пригласил к себе даму – на предмет перспективы супружеских отношений. В разговоре с вышеозначенной особой – бранных слов – не употреблял, но пил – весьма много. Через эту /количественность/ ему оказалось не по силам совершить то, ради чего – дама была приглашена, а именно – написать ее портрет…
    … По утру, проснувшись с болезнью похмельной головы, художник Иваков обнаружил следующее душераздирающее послание, коряво нацарапанное углем на дорогой бумаге для акварели: ушла к фотографу, они – всегда в можжах…






-ХИ –

    …Один театральный деятель заказал художнику Ивакову свой портрет. А поскольку он (этот самый третьеразрядный статист) был человек очень занятой (запои, выходы из запоев, снова запои) – он дал Ивакову свою черно-белую фотокарточку  (времен своей закулисной молодости) и попросил /изображать/ именно с нее.  Для фона, на котором должен был фигурировать сей невыразительный лик /деятельно/ было предложено изображение каких-то колосящихся хлебных полей из старого отрывного календаря…
    …Иваков взялся за работу – поскольку был – как безотказен, так и талантлив. Написав портрет деятеля, художник Иваков вручил его заказчику в теплой  и дружеской обстановке скособоченной и липкой пивнушки. Восторгам не было предела, пиво было теплое, а гонорар несколько отсрочен…
    …С тех пор прошло полгода – ни денег, ни «здрасьте-пожалста»… Вот так незаслуженно обижаю одаренных художников (из говна делающих конфетку) – некоторые заслуженные деятели искусств.





-    ХИ –




…Однажды художник Иваков решил бросить /безденежную/ живопись ради денежной торговли  китайскими сланцами и не менее китайскими трико с лампасами.  Сии настроения обуяли его по причине влюбленности в девушку с материальной озабоченностью. Иваков уже прикидывал эскизы своего лотка – для пущего привлечения потенциальных спортсменов-любителей. К счастью (для искусства), дальше замыслов не пошло – девица улизнула с темпераментным торговцем изюмом в направлении художнику Ивакову неизвестном (впрочем, как и торговке рыбой, имеющей с «изюмцем» прочную торговую связь)…
    … Так художник Иваков остался в /искусстве ради  искусства/ - выписав свои личностные драмы весьма и весьма живописно…





-    ХИ –



… Художник Иваков был большим любителем велосипедных прогулок. Уедет, бывало, от людей (квартала эдак за два) и наслаждается новизной пейзажа и незнакомостью встречных лиц. Собаки  колеса кусают, а он едет  и набирается художественных впечатлений. Одно из /впечатлений/ выделилось  - своей  пышногрудостью и яркоглазостью.  Художник Иваков  сие узрел – как бы  обретя цель непринужденного катания. Он вынужденно описал три круга вокруг интеллигентно-созерцательного объекта /вдохновения и чувственности/.  /Объект/ видимо тоже заприметил /созерцателя/, что был подобен спутнику вело-вращающемуся вокруг своей оси.  Во время вращения /художественно-спутниковый/ Иваков перебирал в востроженном уме возможные предлоги для знакомства. Самым занятым и действенным ( и по степени искреннего натурализма в том числе) было предложение – сотворчества – известный в /природе/ благообразный тандем – Художник и его Муза (модель по совместимости). Радиус двухколесных окружий стал неизбежно сужаться. Вдруг художник  Иваков вспомнил, что он без носков (сандалии на босу ногу), у него вытянутое на коленях  трико (рваное в нескольких местах) и недельно небритые щеки.  О том, что он художник, могли свидетельствовать  лишь руки в неотмывности масляной краски. Руки были  разноцветны, словно – живая палитра…
    …Так нерешительность художника Ивакова спутала все /житейские карты/, но послужила мощным импульсом к написанию живописного полотна под названием: «Сквер, полный одиночества» (кого или что Иваков имел в виду – остается не ясно)…






-    ХИ –



…Художник Иваков  волею /искусительного/ случая как-то раз оказался – на /седьмом небе/ горделивого восторга. Дело было так: на одном из творческих вечеров, посвященных /23 февраля/ (при чем тут творчество?.. – ну да ладно)… - итак, одним словом, в самый разгар, вернее даже - /застольный угар/ сего события три разные дамы (естественно, не сговариваясь) – объяснились Ивакову в любви. Причем, две из них чуть было не передрались из-за переполнявших их чувств. Однако, не подрались вот – поскольку  люди все /творческие/,  воспитанные среди изящного, им же, т.е. изящным напитанные… ну там выпили лишку -  и с /творческими/ бывает…
    …Вследствие сего, а именно: протрезвев, опьянев и вновь протрезвев, художник Иваков – осознал свою мужескую значимость в восторженных и многообещающих женских глазах – сразу /три пары/ глаз и ни /глазом/ меньше!
    …Всю неделю художник Иваков - / «разбрасывал камни» / - поистратился несколько и поистаскался… Но самым неприятным  явилось осознание того, что за /семь дней/ чувственного эпикурейства и (не побоимся этого слова) – местечкового сибаритства, сдобренного женской негой и красным молдавским вином – он ничегошеньки не написал, не удостоил /идейность чистого искусства/ - даже маломальским эскизом…
    …/Здравый смысл/, возвернувшийся с неизбежным аскетизмом – проблеснул в голове Ивакова следующим постулатом - /в доступном – нет вдохновения/…, а муза (кстати сказать) требует того, чтобы ее пестовали, несмотря подчас  на мучительность сего процесса – истинно творческого – тогда только она одаривает вдохновением… В противном же случае ее /не сыскать/ - ни на творческих вечерах, ни в записных книжицах, кои украшают самые незаурядные телефоны /земных/ поклонниц…







-    ХИ –


…Случилось как-то, что художник Иваков решил круто изменить свою жизнь… (нет,.. слово «круто»  - не отражает всей серьезности и глубины замысла)… Итак: художник Иваков решил все изменить «в корне» – словно заново родиться – не теряя, естественно, свой, на сегодняшний  день – сорокаоднолетний возраст…
    … Перестал стричься, бриться,  есть мясо и употреблять алкоголь… Старых друзей – также перестал навещать – те потыркались-потыркались в свою очередь (с беспокойством) в его /негостеприимные двери/ - да и  плюнули…
    …Через месяц художника Ивакова уже трудно было узнать,.. а через месяц и /три/ дня – кто-то из тех, кого Иваков не соизволил позвать за собой в грядущесть /личностно-светлого/ будущего, рассказывал /себе подобным/ - мол, видел – идет художник Иваков почти невесомый и просветленный, рядом с ним Муза, точнее, лишь ее /призрачный/ силуэт… Оба вдохновенные и устремленные… Мясные и винные отделы безразлично минуя… только вот одна небольшая деталь (здесь рассказчик делает прицельную паузу, меняясь лицом – с беспечного  на  серьезное (с голосом  те же метаморфозы, где даже минорно- трагическая нотка вкралась)): не в силах Иваков уже этюдник носить, лишь легонькая папочка для эскизов…
    …Погрустнело собрание «отголосков» прежней жизни художника Ивакова. Вздохнули все  и выпили,.. потом – еще,.. а потом (да чего уж там за обиды) договорились взять Ивакова на поруки – ну хотя бы – (ведь тот гордый Иваков-то)  - хотя бы этюдник  за ним носить по очереди, ну а там… там – видно будет…










-   
-    ХИ –

… Приспичило как-то вдруг художнику Ивакову жениться… Он, кстати, так  и заявил: «Во что бы то ни стало!..»
    …В творческих присутствиях  Иваков появлялся теперь с дамами:  то с одной, то – с другой, бывало, что и – с третей. Чем более естественным и привычным становилось сие /явление/ для всех – тем более грустно и удрученно выглядевшим – казался Иваков.
    … Проговорился однажды, плохо сдерживая – срывающее голос – подвыпившее отчаяние: «Нету в этом, во всем порыва, ожидания нету, томления души, предчувствия что ли,.. словно – по /разыгранному заранее/ живьем, хоть и жить еще вроде  не начали… Будто уже видим все наперед – то, что тайной должно быть и краски буквально сохнут от этого непонятного чувства – холста не коснувшись… А потом…» – еще более осунувшись лицом, добавил он, - «Куда?.. за /порывом-то/ ходить, где подстерегать-то /теперь/ его… - ведь никак без порыва-то не творится… А что тут: обман, слезы, ну водка, конечно, дети…» – тут Иваков сделал страдальческую паузу и закрыл на все это глаза… - «Дети… - возможно даже… Нет, нет – не могу так, пусть все будет, как было»… Друзья рыдали и наливали,… а Иваков в уединенности /честной своей/ - стал, как и прежде – высокохудожественен…






- ХИ -


… Однажды художник Иваков – подцепил на какой-то  там /концептуальной  выставке/  вирус  конъюнктуры.  И – заболел.  Пейзажи – не пишет, портреты – не рисует, мыслит – сбивчиво… - по-концептуальному - /ирреально/…  Пить не перестал, но все больше  смешивает  - /не мешаемое/ - говорит – для необыкновенности мыслей и ощущений…
…Осенило-таки, причем натрезво, пасмурным мартовским утром. Название приснилось – этим все и началось. Проснувшись – не умываясь – написал - /Лучезарный селедец в разрезе всечеловеческого прозрения/.  Умывшись, но не позавтракав – сел к холсту и стал писать… Писалось – как-то не очень - /лучезарность/ получалась – тусклой, /прозрение/ - туманным. Пошел, позавтракал…  принялся вновь… Однако же – краски отказывались /светить/ и /прояснять/… Закурил… Вспомнив, что бросил – разозлился.. Оделся, вышел в подъезд. В подъезде запах горячей подвальной сырости с пронзительным запаховым веянием кошачьих брачных маевок. Еще день-другой и заголосят всей своей  нетерпимостью. В связи с этим Иваков почему-то вдруг вспомнил свою девушку и, отмахнувшись от какого-то /вульгарного контекста/ в связи с  реминисценцией  желанного образа – вернулся домой… Разделся, поел, кое-как дописал… Отставив в сторону, долго смотрел – прищуривая то один, то другой глаз /воображаемая натура/, точнее, ее /воспроизведение/ - давалась Ивакову – туго. Одним словом, если чем и  могла впечатлить сия  работа – так это своей композиционной и цветовой путаностью, что была под стать  названию, что, в свою очередь – было в полном соответствии с избранной жанровостью…
…пришла ночь и художник Иваков – пытался уснуть. Не тут-то было… Соседи за стеной – проявляли - /верх обывательского идиотизма/. Они, видимо, пригласив гостей (наверное, чтобы «сходить с ума коллективно») - ели и пили…  (Но это бы – ничего еще)… Они записывали на магнитофон все  происходящее – весь свой пьяный бред – и затем воспроизводили запись – громко хохоча и комментируя… Подобное /убожество/ -было нелепо – даже представить себе, не говоря уже – о непосредственном  в нем участии. /Нет ничего более нелепее и непригляднее – чем  кривляние (причем сознательное) взрослых людей/…
…Иваков лежал, ворочался и ему было стыдно за своих соседей, как подчас бывает  стыдно за содеянное, несмотря  на то, что /ты/ к этому  отношения не имеешь… - вероятно смущает факт - /образа и подобия/ и настораживает /данность/ - себеподобия… А еще Иваков  неожиданно понял, что если «Селедец» и  распространяет хоть сколько-то ауру /сомнительной духовности/, то она – увы,  ограничивается комнатой художника Ивакова.
…Наконец Иваков тревожно заснул. Во сне было неуютно и беспросветно. Вдруг откуда ни возьмись выплеснулся /селедец/  в ярком ореоле метущейся  от него чешуи (будто он находился  в период линьки) и влажно ткнулся своим приоткрытым ртом в губы Ивакова. Иваков вздрогнул во сне…
…/Вздрог/ разбудил  художника Ивакова. Он открыл глаза . Перед ним стоял его кот – совершенно натуралистический  внешне и, по-видимому – внутренне – очень голодный. Кот мяукал и источал запахи подвальных мартовских оргий. Иваков  недовольно спихнул кота с кровати и встал, покосившись на стену, отделяющую его от давешних развлечений соседствующей братии. Было тихо, только часы… Да капли из крана…
…Иваков настругал коту плавленый сырок  и пошел бриться. Бреясь, он ощущал /художническое/ (ни с чем не сравнимое) томление Духа. Осмотревшись в комнате, он подошел  к холсту. Сбросил с холста газету и тут же все понял. Это /работа/, явно не вживающаяся/ в естество  /привычного/ - лихорадила сознание Ивакова. Она словно сама себя /вытесняла/ - во вне из обстановки уютного обиталища художника. Она - /саднила/  красками, даже тогда, когда  Иваков ее отворачивал. Что-то чужое, если не сказать /чуждое/ было в этом полотне. Это было  подобно двум людям – не могущим ужиться вместе и понимающим  сие без объяснений…
…Порывисто – Иваков загрунтовал холст… Затем – еще и еще…. – покуда краски перестали доноситься до /зрения/. Это несколько успокоило…
…В тот же вечер «Загрунтованный / лучезарный селедец» - был записан  - пейзажем – видом из запотевшего окна художника Ивакова. Пейзаж был сер и  мрачен… но – какой-то привычный /по духу/, близкий – по/родственному/ и  непосредственный (без потуг) – по живописной манере…
…В ночь Иваков спал безмятежно, не скидывая с постели своего /гулящего кота/…







/Художник Иваков/


…С утра произошел казус… Он обычно  ходил на работу пешком, а тут невообразимо проспал – пришлось сесть на трамвай… Еще подходя к остановке, неприятно осознал, что денег нет… В глубоком кармане плаща обнаружил какой-то сверток – развернул – там были четыре сырника, что еще вчера  вечером были дадены симпатизирующей Ему  вахтершей с той фабрики, где Он сейчас работал грузчиком…
…Ехать Ему было всего три остановки и Он надеялся, что в переполненном вагоне кондуктор до Него не доберется… По ходу езды Он уже думал  на всякий случай – как бы можно было сманеврировать  от кондуктора – выйдя в заднюю дверь и войдя в переднюю – по мере того, как /неминуемость расплаты/ будет в пространстве средней двери… Однако, план не удался, так как Ивакова плотно зажали сограждане в метрах двух от спасительного выхода.., да и женщина с билетами оказалась весьма проворной… Далее следовал такой диалог: - Платите пожалуйста…(Пауза…) Платите, ну что же Вы?.. – Видите ли, деньги забыл дома… -  Деньги забыл, а в трамвай сесть не забыл!.. – Я только сейчас обнаружил, что забыл… - Много вас тут таких забывчивых ездит, плати, говорю…  - Действительно, нечем… - Сейчас остановлю вагон, вызову милицию! – Причем тут милиция, не надо ничего останавливать… - Ты меня поучи, чего мне делать… - У меня денег нет, но есть вот сырники…Извините, возьмите их за проезд, пожалуйста… - Ну ничего себе, сколько лет работаю, а такого, такого не видела!.. Он мне еду предлагает, словно я какая-то нищая… - Простите, Вы меня не так поняли. Я не Вам как бы лично, но в плане компенсации, т.е. за проезд, т.е. вместо денег… - Вы видели, видели идиота – он мне предлагает какие-то слежалые лепешки и думает, я возьму!!!…
Сограждане с неподдельным интересом наблюдали за происходящим, кто-то возможно даже проехал нужную ему остановку ради  непреоборимого обывательского желания – узнать, чем дело кончится…. А кончилось тем, что Ивакова с пакетом сырников  в руках с позором изгнали – вытолкали из трамвая… Он не доехал до работы целой остановки – в итоге Он опоздал, да еще к тому же  был опозорен…
…На фабрике Ивакова облаяли по  первое число, а вахтерша, та, что время от времени  всучивала Ему насильно какие-то подозрительные свертки с разной домашней стряпней – при виде опаздывающего Ивакова – потрясла укоризненно своей старой головой..
…А вообще Иваков попал на фабрику случайно… Просто Его выгнали из Дома Культуры пищевиков, где  Иваков служил оформителем: поздравлял кого-то с юбилеями, праздниками, оглашал (посредством художественности – тушь/плакатное перо) приказы  и пр. и пр.  Как говорил один Иваковский  приятель – безработный музыкант – никто все равно эту галиматью не читает… Однажды, слово за слово поспорили, что Иваков вывесит очередной /заказ/ руководства с явной, вопиющей ошибкой и никто не заметит – так утверждал музыкант-искуситель… Спорили за бутылкой, спорили – на бутылку…  Пили тем вечером в каморке Ивакова, заляпанной красками даже на потолке, весьма и весьма экзотично… К водке из закуски был только черный хлеб, да два зеленых перца… Дабы разнообразить обыденность пития, решили сделать стаканы из перчин… Таким образом, обрезав  вершок и выковыряв  семена – пили из полых  зеленых форм водку… Было очень здорово – потому что необычно…  Тем временем и заказ подоспел… Руководство распорядилось написать план эвакуации служащих в случае пожара с прилагающейся к плану схемой – кому куда сигать… Было утихший спор вспыхнул с новым пылом… Музыкант-искуситель  недобрым закосевшим глазом высмотрел в невинном тексте предполагаемую крамолу – а именно – заменить слово /эвакуация/ - словом /эякуляция/… Смысл получился –сногсшибательный  - радостно допили, закусив водку – дважды/функциональными перцами… В этот же вечер  Иваков осуществил замысел руководства, проникнутый адреналином спора – в листе ватмана – черной тушью по белому… Вечером Он все повесил – а с утра с воплями был уволен… Место Иваков потерял хорошее – во-первых, кое-какие   краски и ватман дармовые, а во-вторых, почти свободная посещаемость и запись в трудовой – творческая запись – худ/оформитель ДК пищевиков…
…Тем же днем Иваков пытался доискаться музыканта-искусителя, но в  /своих кругах/ - сказали – мол, тот устремился из города прочь за какой-то там невероятной  идеей  творчества (не иначе как спор в государственном масштабе уныло/язвительно подумал неопохмеленный и уволенный Иваков…
…Вот  такие дела, как говорила когда-то Иваковская любимая бабушка - /Дела – как сажа бела/… Помытарился Иваков неделю-другую от одного приятеля  к другому (все друг у друга перезанимали) – да и подался на ткацкую фабриченку грузчиком в цех готовой продукции…  Хотел, правда, на творческую работенку пристроиться – да  сказали /в кадрах/ - мол, своих таких хватает… Каких таких – Иваков не понял…
…А фабрика – это тоска… Фабрика – это жуть… Так сие виделось эмоциональному Ивакову – после богемного образа жизни…
…Каждый день – к восьми утра – как штык – на проходной отмечают… Чуть что, рублем наказывают, а у Ивакова /рубль/  и без того малый… Правда, во всем есть своя специфика – свои т.е. /плюсы и минусы…/ На фабрике главное дело – было не опоздать  на работу, а вот дальше… Дальше было следующее… Мужики-грузчики – в раздевалке – явясь в положенный срок – переодевались, похмелялись и ложились спать на лавки – часов до двенадцати – почти до обеда – после обеда – чуть/чуть грузили – послав кого-то за вином – и пили вновь до конца рабочего дня… По выходу с территории фабрики – садились здесь же, неподалеку, в скверике, прямо в траву и продолжали выпивать – ссорясь и мирясь, мирясь и ссорясь… На следующий день – все по той же программе… Смекнув процесс, Иваков понял – что начни Он бухать с мужиками – все, конец – жизнь Его закончится именно здесь или в скверике неподалеку… Назвался непьющим – за это был отлучен от /похмельного общага/ и прозван /баптистом/…
…Ну мужики/грузчики – это еще куда ни шло… Правда надо сказать, что  пахал Иваков куда больше, чем все остальные – поскольку всегда был на ногах и не  умел материть бригадира – пенсионера, который отличался комарино/зудящей сознательностью и вечными рассказами о прежних временах… Пенсионер – бригадир тоже пил, но втихаря…  В его шкафчике всегда была /аптека/, (т.е. настойка боярышника)… Пьющие, несознательные члены бригады иногда вскрывали ветхий шкафчик бригадира и выпивали содержимое пузырьков – наполняя их пустоты  чаем, что по цвету почти соответствовал… Бывало, явится пенсионер в раздевалку – дескать, носки переодеть – и крякнет… А как обнаружит чай вместо желанного зелья – только и слышно шепелявое - /сукины дети/… Но это редко было – пенсионер все-таки и к тому же – бригадир…
…Главная проблема Ивакова на фабрике были женщины из цеха… Они не давали проходу  бывшему оформителю… На фабрике Иваков  считался молодым (35 лет) и трезвым (не пьет на работе)… Словом – /на вес золота/…  И записки с телефонами в Его шкафчике подкидывали и недвусмысленные намеки делали и сальные шуточки отпускали явно и громогласно – по поводу  Иваковских мужских достоинств… А одна даже  зажала как-то тощую фигуру Ивакова в темном коридоре у двери профкома и чесночно-душно  прошептала – сплюща свои большие белые груди на впалой Иваковской груди – «Будь я на десяток  лет помоложе – уж занялась бы тобой…» И может и занялась бы немедля – да к счастью, дверь профкома отворилась… Повезло в общем…
…Таким образом, на фабрике Иваков  все чаще задумывался о месте художника в обществе… И тезис о свободе  художника и не только внутренней – все чаще вставал во главу угла эмоций, что одалживали мятежную Душу Ивакова…
…Сегодняшний день был той последней каплей – которой не хватало для /прорыва плотины/… Оскорбленный и поруганный – Он даже не забрав свою сменку из шкафчика – развернулся и ушел с фабрики прочь…
…Шел по улице, чуть не плача, тиская в кармане сверток с измятыми сырниками…
…И что бы вы думали… Ему повстречался музыкант-искуситель, который заговорчески поведал Ивакову – мол, зреет невероятный проект (дескать, он договорился) и что все с того проекта /нехило поимеют/…
…А то, что Ивакова уволили из ДК пищевиков – музыкант не поверил… Возможно, не хотел /проставляться/…
…Вечером Иваков мучительно думал о весомости художника в системе Мироздания, доедая холодное сырниковое  крошево…







/Художник Иваков/


…Однажды Художник Иваков возвращался домой заполночь… Хотя, если по правде, то понятие /однажды/ давно уже было системой. Так вот, Он ушел из гостей, точнее едва уволокся оттуда по причине физической неспособности – ни есть ни пить… Так бывает, когда первые тосты совсем не закусываешь, последующие едва/едва, а к /посошку/ уже сыт, а стол изобилует закусками…Среди окружения, составляющих собутыльные компании Ивакова, такое было редкость (имеется в виду изобилие на столе) – однако  ж в этот раз было именно так – вот силы и не рассчитал…
…Улица была влажно-темной и на этом фоне реминисцентные образы давешнего стола – были живописно/издевательски… Воображение от них содрогалось, а желудок куксился… Водка в нем болталась рьяная и стервозная, ничем не унятая… Словом, эхо последствий утренней маеты уже зловеще нависло над согбенной фигурой бредущего художника, будто эпицентр взрыва в будущем простерся в настоящее…
…В одном из окон своего приятеля Иваков обнаружил свет, причем обнаружил исключительно боковым зрением, поскольку боялся лишний раз вертеть головой – чтобы не мотало и не сбивал с курса… - «Вот если бы я  был зашоренная лошадь» -  неожиданно трезво подумал Иваков  - «то проскакал бы  мимо…»  Свет в окне приятеля  был очень кстати, хотя /это самое кстати/ притупившемуся мгновенно рассудку  выразить не удалось… Холодным пальцем  мятежный художник воровато поскреб  в сырок окно… За занавеской  метнулись тени, столь поздние пришествия на хозяев нагоняют лишь революционную тревогу и сердечную тоску от ощущения скорой разлуки… В такие короткие моменты – судорожное перемещение  от кровати к окну – полны раскаяния за доставленные друг другу тяготы, сменяющиеся слезными покаяниями с уверениями в неземной любви…  Естественно, это  ничего не проговаривается… Идет сугубое ощущение  лишь широко распахнутыми до  остекленелой бессмысленности глазами…
…В окне появилось бледное лицо приятеля со всеми вышеперечисленными симптомами личностного перерождения… Он некоторое время  видимо приглядывался в свое собственное  отражение (как бывает, когда забываешь выключить свет – глядя в темное окно), сквозь которое проступала пьяная видимость непутевого незваного пришельца…
…И вот Иваков уже на пороге  дома своего приятеля, который  полушепотом, сбиваясь с одной  мысли на другую -  пытается объяснить очень многое – а именно - / «Ты знаешь, который час?.. Ты знаешь, что мои спят и я уже вот-вот… Почему не предупредил?.. Да еще пьяный… Чего тебе надо?/…  И все в том же духе…
…Иваков  осознавал, что виноват и первое, спасительное, пришедшее Ему на расплавленный ум, было – книга… Виноватая улыбка и нелепая просьба дать сиюминутно что-нибудь почитать – осадили праведный пыл приятеля… Иваков вытянул с полки в коридоре какую-то яркую книгу, на которой  предельно точно сфокусировался движущийся взгляд и сказав, точнее буркнув просто так, невесть откуда взявшееся – «Привет Лизке…» – ретировался, болезненно вписавшись плечом в косяк…
…Дошел – СЛАВА БОГУ… Вот говорят – /сапоги дорогу знают/… Как-то раз Иваков наблюдал такую картину буквально: шел пьяный мужик… На его ногах были растоптанные домашние  шлепанцы, по всей видимости он не потрудился переобуться, идя за добавкой… Каждый размашистый шаг этого мужика сопровождался  улетанием  шлепанца вперед и со стороны казалось – будто именно шлепанцы прокладывают мужику дорогу – поскольку с каждым последующим  босиковым шагом он все-таки их нагонял – и вновь упинывал вперед…
…На утро в квартире Ивакова раздался  дурной телефонный звон… Это когда сквозь похмелье, да еще неожиданно – когда отдашь очень многое, может быть даже все – ради того, чтобы не возвращаться в пугающую и болезненную реальность… Иваков и не собирался подходить к телефону… Однако, когда количество звонков  пересчитало все допустимые пределы  деликатности постороннего абонента – художник мутно осознал – что звонит кто-то свой  и все равно не отстанет…
…Звонила жена того вчерашнего приятеля, у которого была взята  книга… Иваков наткнулся на книгу в коридоре и пытался прочесть название – пока на ощупь искал рукой телефонную трубку… Наконец, трубка была  сшиблена на пол, а  название  так и не прочитано – уж больно диковинный был шрифт… «А может не на русском языке?..» – колко пульсануло в измученной мыслями и алкоголем голове Ивакова…
    «…Что это за Лизка такая?..» – вонзился еще в неокрепшее для звуков измятое подушкой ухо  художника – резкий голос…
    «…К-какая Л-лизка?..» – искренне захрипел тугим шершавым горлом Иваков…
    «…Ну та, которой ты вчера привет передавал, когда к нам заявился среди ночи…»
    «…Не знаю, чевой-то такое?..» – тошно недоформулировал трущий ладонью лицо – непонятно в чем уличаемый – страдалец…
    …Гады вы, с вами бьешься-бьешься, а вы!..»  Трубка вдруг булькнула и коротко завыла сигналами отбоя… Иваков стоял пораженный, вернее, сраженный, вернее, поверженный – ничего не понимая… Зато название книги наконец-таки осилилось – книга называлась «Краткий  справочник юрисконсульта», издательство «Мысль»…
    «Боже мой…» -  с внутренним стоном  подумал Иваков и чуть не заплакал – «…Куда я качусь?.. Чего я там сделал?.. Да книга эта еще…»
    …Умывшись и попивши, Он, спустя несколько минут, звонил своему приятелю… Сердце билось немыслимо – «Так оно должно быть, бьется во время  вынесения приговора» – мелькнуло и тот же миг было в ужасе отогнано Иваковым из Его же головы…
    …Не успел Иваков сказать  в трубку натужно шутливое приветствие – как услышал то, что Он /сволочь/… и что говорить не о чем, и что Его дурацкие выходки и идиотские розыгрыши уже стоят у всех! (На этом был сделан особый акцент) поперек горла и чтобы  Он больше ни ногой, и даже  чтоб близко… На этом трубка также странно булькнула – будто случайно рассоренные  супруги находились на дне какого-то водоема (/На дне отношений/ - стихотворно обозначилось в сознании незадачливого шутника) и также  как и в предыдущем случае – нудно завыла…
    …Прошло время… Книга так и не была прочитана, приятели помирились за рюмкой, потом еще ссорились (идейно)  неоднократно… Встречаться, правда, стараются на нейтральных территориях во избежании… Жены приятелей Ивакова избегают – лишь формальности… Формальности… - чем не защита – от взаимного идиотизма…





- ХИ -


…Однажды художнику Ивакову предложили провести персональную  выставку в местном Доме Культуры. Предложила  Его старая приятельница – библиотекарша с тонко нарисованными карандашными бровями.  Она была большая поклонница Его пейзажей. Сказала, что сама обо всем договорится с директором, а Ему Ивакову останется только картины принести и развесить, так как Ему хочется. Дело было за чаем в той самой библиотеке, и по сему Иваков не воспринял всерьез происходящий разговор. А между тем, приятельница действительно договорилась и немедля  Ивакову перезвонила. Звонок оказался для пейзажиста полной неожиданностью – причем, неприятной – по двум причинам: во-первых – Он позабыл о своем обещании всенепременнейше  выставиться, а во-вторых – выставлять-то было особенно нечего – что-то было распродано, а что-то раздарено… Все это пронеслось стремглав в Иваковской голове, пока Он еще держал в руке телефонную трубку. Повесив трубку, Он осознал, что Ему сегодня надлежит быть  у директора Дома Культуры и оговорить концепцию мероприятия. Библиотекарша обещала проводить Ивакова и познакомить заинтересованные друг в друге стороны. Была  грязная осенняя погода. Унылый художник плелся  нога за ногу к Дому Культуры. В Его голове  в разных стилистических и смысловых вариациях трепыхалось желание – все немедля отменить – сославшись на срочный, якобы, заказ. Войдя в вестибюль, Иваков уже был спокоен и конкретен – нет! … - и все тут!..
…В кабинете директора было как-то хмуро, достаточно прохладно и пахло, как пахнет из пепельницы со скрюченными окурками. По стенам висели выцветшие  грамоты и блеклые вымпелы. В шкафах с тусклыми стеклами, громоздились папки однообразного вида – картонные с веревочными тесемками. Всех их распирало от каких-то желтых бумаг, бумаженций и бумажат – за многие-многие лета… Когда под окнами проходил трамвай, стекла в шкафах  тоненько дребезжали – и через это – все проникалось какой-то серой тоскливостью – как бывает, когда слушаешь причитание старичков, ни к кому не обращенные…
Директор безразлично пустовато взглянул на Ивакова – так оглядывают /предмет/  неизбежного раздражения, к которому был вообще-то готов, но совладеть с собой никак не можешь… «Ну-с, - выпалил подчеркнуто бодро директор, - наслышан, наслышан… Думаю, так, числа двадцатого… Вам удобно?..» Иваков от такого директорского напора со светским довесочком в виде махонькой, но очень весомой  буквочки –«с» – тупо кивнул и развел своими большими руками…
…За порогом директорского кабинета Его уже поджидала хихикающая библиотекарша с нарисованными бровями и, потирая свои белые сухие ручки, затягивала  безвольного Ивакова в библиотеку пить чай… Только там Иваков перевел дух и, отпив в десятый раз заваренный чай, молвил: «Ну что ж, обещал, так обещал»…
…Со следующего дня начались долгие  таскания Ивакова по тем, кому  Он раздарил или продал свои картины… И среди близкого окружения художника  пополз ядовитый слушок – мол, /пропился в хлам/, бедствует и, видимо, намеревается по второму разу  продать (говорилось - /впарить/) уже  проданное или дареное – причем, возможно, даже тем, у кого берет…
…Наконец, работы были собраны – числом двадцать штук – как и число месяца – дня  открытия выставки (в этом Иваков узрел /знак/),  а сама выставка названа (не мудрствуя лукаво) – «Двадцать». Анонс выставки был написан библиотекаршей и отнесен ей же  в местную газетенку. Когда Иваков увидел статейку, Его аж затрясло – будто сие было последним, уже  /документальным/ подтверждением грядущего и неотвратимого…
…Иваков был очень неуверенный в своем творчестве человек. Когда Он кому-либо показывал свои произведения – то постоянно канючил – дескать, я не профессионал, не судите строго, да вот тот действительно художник, и краски не те и кисти кривые – словом, подобный кисель… Зрители кисель от туго проглатывали и пытались – кто /мытьем/, кто /катаньем/ - вселить в Ивакова уверенность в  Его же творческих силах… И непонятно – искренне ли был Иваков в подобном /выуживании/ «одобрений» или же – это была уплощенная хитреца, свойственная людям, некогда творчески уязвленным, но никоим образом не желающим  признать своей бездарности…
…На выставку пришло человек двадцать (все та же роковая цифра)  - в основном те – у кого Иваков одолжил  работы – словно хотели  удостовериться в честности последнего… К этим  двадцати прилепилось еще по приятелю – через  /пятое на десятое – плюс – вахтер Дома Культуры да экзальтированная музыкальная  работница – похожая на лист из гербария тех дедушек, чьих внучат она сейчас обучала пению.., и конечно же – и сама библиотекарша…
…Открывала выставку библиотекарша. Волосы на ее махонькой птичьей головке сегодня были затянуты в пучок особенно туго, а брови – брови нарисованы особенно ярко…  Пронзительно ярко… Характерно… Белый верх, черный низ – именно такая характеристика – поскольку надето на ней было что-то неопределенное…
…Все собрались, все ожидали… Однако, казус творящегося заключался в том, что самого Ивакова на выставке не было… Кто-то видел, как Он юркнул минут за тридцать до начала – в туалет, а затем на улицу… Юркнул – да и был таков…
…Однако, делать нечего… Подождали  - и открыли… Библиотекарша подчеркнуто долго говорила о художниках  вообще и о Доме Культуры в частности – дескать, предоставляет свои стены и… - двери, дескать, всегда гостеприимно распахнуты и – все такое подобное… Об Ивакове пока молчала – надеясь, что Он – вот-вот появится…
…Но Иваков и не думал  являться. Он стоял за углом Дома Культуры и курил, задумчиво глядя в одну точку перед собой… Что было в Его голове – непонятно: быть может, глупая чванная /поза/, быть может идиотский розыгрыш, а быть может, действительно – вопиющая в себе неуверенность…
…Когда уже все расходились – Он- таки туманно проявился… Весь холодный, промокший, извиняющийся… Оставшиеся и повстречавшие Его – лишь пожимали плечами и скоро уходили… А библиотекарша – та даже не кивнула Ему.  Она, бедняжка, ушла из вестибюля, по стенами коего были развешены картины и заперлась в библиотеке… Словом – событие было омрачено… Иваков тупо поболтался среди расходившихся, вымучивая из себя какие-то оправдания по поводу занятости на службе в чертежной мастерской – да и сгинул куда-то в грязный осенний вечер… И даже не зашел в библиотеку и не повинился перед библиотекаршей, что принимала во /всем этом/ самое что ни на есть  сердечное участие…
…Шел Он по улицам и было Ему  /неопределенно/… На ощупь – в кармане – денег было мало. Иваков остерегался их пересчитать, дабы  не повернуться  в тоску… По пятам за Ним следовал вечер… А потом уже  ближе к Иваковскому дому вечер обогнал согбенную ветром фигуру – и встретил Ивакова у порога – превратившись  почти уже в ночь… И в общем-то было еще не так поздно – просто когда нет снега – всегда кажется темнее… и позднее… и страшнее…




- ХИ –


…В этот день художник Иваков проснулся  не так уж поздно – что-то около 12 часов дня… Бывало, просыпался  куда позже. Однако не любил этого – корил себя остаток дня и пытался  настроиться  на творческий процесс – глубоко в Душе на деясь на то, чтоб кто-нибудь  зашел к Нему и окончательно / бесповоротно ото всего отвлек…   
…Так вот, около 12 Иваков тяжело проснулся  и с радостью осознал – как  хорошо, что вечер был трезвый – поскольку сегодня – на свадьбу – придется пить… Спросонья в голове зрительно  вертелось  слово – ЯЯЦО (именно таким образом прописанное)… Сна  Иваков не помнил – только вот слово… - «К чему  бы это?..» - поморщился Иваков  не размятым лицом… Он не любил разгадывать сны – оберегаясь  какой-либо дурноты их вещести…
…На свадьбу было к 3 часам… Женился Его давний приятель, с которым Он когда-то учился  живописи… Теперь приятель уже ничего не живописал – работая  оформителем в одном из кинотеатров города… Он рисовал на афишах главных героев из показываемых фильмов, плакатно выводил названия этих  кинокартин – то пастельно / нежно, то вопиюще / яростно – это зависело от жанра ленты… Бывшие сокурсники – за глаза  посмеивались над его «шедеврами» - говоря – «Смотрите, как Ленька  людей-то не любит – таких страшилищ  малюет – взглянешь / вздрогнешь»… Ну все это было так – в шутку… На кафедре в свое время  многие – из /подающих надежды/ - сейчас вообще  к художественному творчеству не имели никакого отношения… Кто собак  разводил, кто за прилавком  в магазине стоял, кто водителем, а кто и спился вовсе…  А Ленька – мастерскую имел, краски, кисти, пятна на  полу, рулоны бумаг, подрамники, холсты… Выпивка среди всего этого, девушки загадочные, сидящие на краешках табуретов, как бы чего на себе не испачкать… Словом – чем не творческий процесс… Да, самое главное – табличка на двери (самой последней, почти под крышей) – «Художник кинотеатра»…
…Иваков одевался и думал, что подарить Леньке…  Иваковские картины – повергали молодожена  либо в уныние, либо в  скепсис (вообще  Ленька был остер на язык и на шаржи, в  свое время – еще острей)… Итак, картины – отпадали… Какую-нибудь кассету  - вроде мало, да и затерты они на  почти до дыр на Иваковском магнитофоне… Осталось -  деньги, но и их толком  не набиралось… Пришлось занимать у мрачного соседа – а что оставалось делать?.. Не ходить – вроде неудобно – Ленька просил – говорил – «Хоть кто-то пусть из /своих/  будет, а то все так – по работе, стал быть по необходимости…
…Иваков долго искал конверт, куда положить деньги… То мятый попадался, то старый – до желтизны, то /с 8-м марта/… Нашел таки – какой-то длинный и безликий, вообще без картинок… Однако ничего – это лучше, чем давать деньги – наглядным  /тощим слоем/…
…Иваков прособирался – Иваков  опоздал почти на час… В подъезде на площадке  перед дверью Леньки уже  висели плотные табачные дымы… В  них мутно покачивались серые фигуры курящих… Иваков  подчеркнуто громко  сказал /колышущемуся пространству/ - «Здравствуйте» - и проследовал в квартиру…  В коммунальной квартире Леньки было пестро и суетно, а еще было  отчего-то очень влажно, даже окна запотели… Пахло какой-то томной и тяжелой сытостью… Ленька жил с родителями и с соседкой, очень старой, ничего не говорящей – лишь загадочно улыбающейся всем и всему…  Она никогда не включала свет и передвигалась  по рыхлому  от многочисленных вещей коридору, будто  на ощупь… Однажды, как-то будучи у Леньки  в гостях, Иваков  пошел в туалет… Выйдя из светлой Ленькиной  комнаты, Он оказался в полной тьме… Шарился по  стене, искал выключатель… Вдруг с ужасом услышал рядом какое-то надвигающееся сопение и запах ветхой старости (тепло / кисловатый запах слежалых вещей, приправленных – тончайше – нафталином)… Иваков отпрянул тогда в сторону и  невольно ввалился  в ту же дверь, из которой только  что вышел… А мимо комнаты в прямоугольном пространстве  серого света /проплыла – шаркая/ Ленькина соседка , загадочно улыбаясь и не поворачивая на Ивакова головы…
…Соседка тоже была на свадьбе… Она сидела где-то в углу под торшером  - видимо, ее посадили туда не случайно – во-первых,  не мешает никому , а во-вторых, греет свою редковолосую голову… Перед ней  стояло блюдце с какими-то мелкими кусочками, большой бокал с компотом… она загадочно улыбалась…
…Ивакову обрадовались лишь на мгновение… Усадили куда-то на низкий диван – где Он  сразу потерялся… Лишь одна  Его голова была  видна… По  обеим сторонам  от Него сидели  какие-то разгоряченные женщины… Они продолжали  обмениваться залпами фраз – через Ивакова – видно, их /рассадили/ не случайно… И радость по Ивакову – носила исключительно функциональный характер… От женщин резко пахло смесью  каких-то душных и сладких запахов, кои видимо  /ожили/ от  горячности обстановки… Ивакову  стало тошно и одиноко…  Он выпил теплой водки и поперхнулся… Одна из окружающих  Его женщин похлопала Ивакова  по спине , не переставая  болтать со своей /отделенной/ подругой…
…Голова у Ивакова стала  какая-то тугая и напряженная… Он  чувствовал, что может вращать лишь  одними глазами… За столом  все говорили одновременно… Иваков  мучительно начал искать пристанища блуждающему своему взгляду – ничего не находилось…
…Вдруг в комнату вошла девушка… На улице  Иваков  возможно  бы и не заметил ее, но здесь она явно выделялась -  своей какой-то облегченной светлостью и глубоким декольте… В тот же момент в голове Ивакова  вспорхнула пошловатая мыслишка – «Есть над чем поурчать»…  Теперь  Иваков вяло закусывал чем попало – лишь бы  не тянуться – наблюдал за девушкой, с которой – «Не плохо было бы снять сливки» (из того же кладезя пошлости)…
…Далее события уже стихийно (когда  идиллический лейтмотив домашнего свадебного празднества утерян) разворачивались следующим образом… Кто-то продолжал деловито закусывать.., кто-то раскоординированно  выпивать – переливая  из рюмки на стол, проливая на себя.., кто-то что-то пытался яростно доказать своему соседу через стол, оплевывая в запале порушенные контуры  закусок.., кто-то остекленело / анабиозно косовато смотрел сквозь происходящее..,  кто-то пытался танцевать.., а кого-то уже  укладывали… Иваков вылез  из-за стола и стал как бы невзначай пробиваться  к  декольтированной особе…  Он тискался  мимо полки с книгами – якобы  рассматривая их корешки, но на самом деле, боковым зрением наблюдая за  девушкой… Та, прислонившись к стене, безучастно листала журнал… Леньки рядом не было – чтоб спросить – кто такая… Наконец Иваков оказался рядом с той, к которой был уже явно чувственно неравнодушен… Его шалый взгляд скользнул таки  в самую глубину декольте… Сердце Его глухо екнуло… Там, плотно сжатый двумя  смугло / розоватыми дольками тугих грудей, покоился цветочек ромашки… Иваков пошатнулся и гулко сглотнул… Он было хотел предложить ей выпить и немедленно выпить самому – но вдруг – близ Его уха  раздался пахнущий  водкой, закусанной студнем с  обильным чесноком, шепот – «Вот уже  сколько б не пил – все равно  не опьянею…» Иваков вздрогнул и поворотился назад – словно из  благостного сна  в тревожную явь… Рядом с Ним  тяжело и густо  дыша, стоял какой-то парень с лоснящимся плоским лицом  и завитками черных кудряшек, что прилепились к потному лбу… Глаза этого /явления/ были  маленькие и бесцветные, словно выцветшие от  немигания…  Они  медленно смаргивали  и видимо поэтому еще не выкатились из орбит… - «Юлек, ты тут не скучаешь?..» - просипел невесть откуда взявшийся… Внутри Ивакова  что-то оборвалось и Он уныло отпал в сторону…
…Вдруг кто-то цепко схватил Его за локоть… Это был Ленька…  Его лицо было каким-то двухцветным  - бело / красным… Видимо, то было следствием боровшихся  внутри противоречий … - «Ну давай  подарок...» - как-то прицельно дерзко выпалил он Ивакову… Таковая интонация, да и вообще  весь смысл фразы показался  подозрительно / вульгарными оскорбительным… «Вот еще  недоверие пьяное» - с обидой подумал Иваков и со словом – «Поздравляю» - сунул  Леньке конверт…
…Иваков брел по комнате, а вокруг  все было смутно, лишь ориентиром где-то там впереди /маячило/ лицо  Ленькиной соседки с загадочной усмешкой на тонких и ярких от свеклы (селедки под шубой) губах…
…Невесту, а точнее уже Ленькину жену  Иваков знал – они где-то уже совместно выпивали… Работала она продавщицей в кафетерии – близ кинотеатра (нехитросплетение мудреных судеб)… Ленькина жена  была похожа в своем  подвенечном наряде на абажур, сорвавшийся с высоченного потолка… Она игриво подшуршала к Леньке, сопровождаемая слезящимися от умиления  взглядами своих родственников и сказала с шутливым вызовом – «Слабо, Иваков, со мной станцевать?..» Ошарашенный давешним, Иваков топорно ответствовал – «Ничего такого…»
…Они неуклюже танцевали… Причем все подчеркнуто расступались – выделяя тем самым тщедушную значимость момента… Невеста  / жена  чрезмерно егозила в своих кринолинах  и нелепо прогибалась / запрокидывалась назад – изображая такими неслаженными гуттаперчевостями – неведомо какую грацию… Ивакову ото всего этого было неловко… Разрядил ситуацию киномеханик из Ленькиного  коллектива, что весь  вечер с прихода Ивакова  уютно дремал в углу большого кресла…  Киномеханик был очень худ, и Иваков поначалу принял  его за чей-то небрежно  сброшенный костюм, который в  общей суматохе  творящегося забыли подобрать… А нет, это оказался живой человек  с запрокинутой  за подлокотник кресла головой… Он вдруг икнул – и тем самым  - /олицетворился/ перед Иваковым…
…Так вот внезапно очнувшийся культработник с туманным взглядом  - витиевато пофланировал к танцующей паре, везя фалдой своего пиджака по  близлежащим закускам на столе… И уткнулся  в танцующих, будто это была и /цель/ и  единственная точка его опоры… Далее он выцедил примерно такое: - «Ты моя… (пауза)… Вот ведь какая… (пауза)… и  красившее… (пауза)… А я жизнь загубил… (долгая пауза, слезы  и объятья)… Иваков выскользнул из  липких уз расчувствовавшегося  мужчины – и  был таков…
…Ни с кем не прощаясь, сгребя в охапку свою одежду (благо та была в самом верху одежной груды на стульях в прихожей) – Он выскользнул в подъезд… В подъезде было непролазно темно и удушливо дымно… Кто-то схватил Ивакова за руку ни с того ни с сего – и сказал – «Во, молодец!77»
…Следующий лестничный пролет открыл адаптирующемуся  к атмосфере Иваковскому глазу – целующихся на ступеньках… Парень и девушка разляписто впивались губами в губы… Причем после  проникновеннейшего в глубины дозволенной (условиями) чувственности поцелуя – девушка прикладывалась  к бутылке с пивом, а парень, отвернувшись от нее, сплевывал…
…Улица… Улица…  Как глоток воды.., как утоление жажды… Иваков одернул на плечах  свое пальто и Ему показалось, будто соприкосновение – вытеснило протуберанцы табачного дыма в свежий воздух…
…Дорога домой… Что может быть приятней…  В голове – уже болезненно – тюкало загадочное слово – яяцо…











- ХИ –

…В один из вдохновенных просветов  за/серенной/ бытом  жизни (жизнь вообще подобна – захламленному никчемной  /вещественностью/ чердаку (где в детстве все  необычно и таинственно, а во взрослости – удручающе однообразно) – чердаку с  редкими щелями – в крыше -  пронзительно ярких небесных лучей…  Лучей, ломающихся об пальцы – совершенно нечувствительно, но очень чувствительных взгляду… Паутинные углы, болезненно карябающие  локти, ноги и бока (распускающие свитера, дырявящие  брюки, расцарапывающие  в кровь кожу)… Тоскливый, хоть и на разные  лады, скрип по ногам, ветхий щекочущий нос  (видимо к выпивке) запах /пыли веков/…  Смутное ощущение  близкого Неба – сквозь хватку – притяжения Земли… /Смутное – сквозь муторное/…
…В один из вдохновенных просветов художник Иваков задумал написать свой автопортрет… Поначалу он долго пристраивался к небольшому  зеркалу в ванной, в пространстве которого глупо маячила Иваковская  размохренная  зубная щетка, затем было не менее изматывающее прилаживание планшета  с  ватманом, изнурительный поиск ракурса…
…То тело затекало от  неудобной позы, то свет был не тот, то вода капала – нервировала… - словом, портрет не удался… С листа  ватмана  на Ивакова потухшее смотрело чужое спитое лицо… Иваков порывисто метался -  уже в  пространстве комнаты – переставляя портрет с места на место… Никакой разницы… - все та же гнетущая измочаленность в характере и едва уловимое  внешнее сходство… Хотел было порвать ватман – да что-то остановило… (Рвать свои работы – либо большая  дурь, либо большой подвиг… Впрочем, и  то и другое не имеет /степеней и необъяснимо  в своей порывистости)… Что-то остановило – вот и оставил… А потом приписал внизу портрета – «Художник Иваков «Портрет Неизвестного»… Вот Вам и история одного шедевра…