***
/Настоянное на БОРДО/
… Он сидел в читальном зале городской библиотеки. Его уши горели восторженно красно в серо-шелестящем течение библиотечного времени. Пахло книгами. И запахом этим было насквозь пропитано все. А насчет ушей – ему вдруг подумалось об аллергии. Книга читалась мучительно. Он ловил себя на мыслях – вовсе к тексту не относящихся. Целый час – и все на первых страницах. Строгие лица писателей хрестоматийно сухо смотрели со своих портретов. Несмотря на графическую /бесплотность/ - взгляды были недоброжелательны. Он смотрел в окно. За окном было очень холодно и крайне ясно. Что-то пронзительно бликовало мельчайшими частицами в трескучем воздухе – словно материализующийся /параллельный мир/. Однако, для /окончательности/ идеалистического претворения – всегда чего-то не хватало. Вероятней всего /сосредоточения/… Отвернувшись от окна, он поймал на себе недовольный взгляд библиотекарши, хотя лица ее не разглядел (вместо лица было плавающее синее пятно с желтыми краями) – глаза, яркостью заоконного вида – словили «зайчика». Опустив глаза в книгу, он дождался, пока «зайчик» ускачет прочь. Буквы медленно проступали, складываясь в бессмысленные слова. В его животе заурчало – он поерзал на стуле, откашлялся. Помимо него, в зале было еще трое читателей, не считая библиотекаршу с острым лицом, похожим на сосульку. /Сосулька/ холодно оглядывала сидящих, аппетитно шурша какой-то периодикой. Всех дальше от него – столов за пять – сидела круглая женская спина в стеганной жилетке. Спина была непреклонна в своей книгонепреклонности. Она даже не шевелилась и потому не побуждала к элементарному интересу /лице/зрения. За три стола – сидел молодой человек, все время теребящий свою мохнатую голову. Даже издали было видно, что его плечи были пушисто припорошены крупной перхотью. Парень был в зеленом свитере с несущимся вдоль машинной вязки – черными оленями. Перхоть великолепно вписывалась и смыслово дополняла – северный сюжет вытянутого на локтях свитера. Обладатели подобной /фрагментарности/ - как правило носят очки, плохо пробривают меж прыщами щеки и их кожа несколько лоснится – подобно селедочным бокам. Следует также добавить, что сия /интеллектуальная единица/ сидела разувшись и вожделенно потирала носок об носок. Несколько стоптанные ботинки отдыхали рядом - заодно и проветриваясь…
… Через стол сидела девушка. По черной облегающей водолазке струился медный и чуть волнистый хвост. Осанка девушки была грациозна и неприступна. Даже взгляд некоторым образом тушевался, виновато, но естественно соскальзывая - /ниже/ осанисто-неприступной грации. Но, увы, ниже видно не было… Лишь сапоги на чувственно-колкой шпильке да лужица талого снега под ними. Приходилось довольствоваться только спиной. Плечи были развитые и уверенные в себе. При таких плечах грудь должна быть несколько приподнята – словно зовущая. Под плотно прижимающейся к телу водолазке прослеживался рельефный бюстгальтер, точнее, его задняя, особо не поддающаяся мужчинам часть.
…Он безотрывно смотрел на угадываемую застежку и мысленно оттягивал бюстгальтер – подобно тетиве лука – чтобы потом хлестко припечатать им по выразительной девичьей спине… Вот бы! – она оглянулась, вот бы вздрогнула, вспыхнула лицом и прочим телом, не исключаю /зовущую грудь/, вот бы обожгла,.. нет – прожгла бы его взглядом насквозь, вот бы… Тут вдруг он осознал, что неприлично пялится на сидящую впереди девушку и даже чуть подался вперед… Вид был глупый. Еще большую глупость добавляло то, что одно ухо остыло, другое же продолжало пылать…
«Не могу больше», - признался себе он. Встал, поднял со стола книгу и медленно пошел меж столов к сидящей за газетами сосульке. Проходя мимо стола, за которым сидела девушка, он глянул, но ничего обнадеживающего не увидел – поскольку она подперлась рукой так, что не оставляла возможности ее рассмотреть. Свитер с оленями продолжал обильно посыпать страницы книги немыслимо /урожайным/ следствием нарушения обмена веществ. В аромате своих носков ему было – ни до девушек, ни до зимы и даже, видимо, ни до себя… Непреклонная спина к тому времени уже куда-то делась (видимо, выспалась) – ее нигде не было.
…Он церемонно сдал /тугую книгу/, вежливо откланялся сосульке и подмигнув болезненно-усталому Достоевскому в тонком багете – был таков…
… А еще спустя час он пил водку и ни о чем не жалел…
/Розово-голубое… прозрачное/
…Как-то раз, сквозь звонкость блеска морозного дня – на него взглянула СУДЬБА. Проникновенность ее взгляда, минуя неудобства (как объективно-погодные, так и личностно-условные) – моментально тронуло сердце. И сердце податливо тронулось – причем неуклонно вслед за судьбой. Тело же в свою /озабоченную надлежащим представлением о жизни/ очередь продолжало идти своей (точнее, совсем даже не своей, а многообщей, но мало обещающей) дорогой, коей колеи были настолько глубоки (и чем дальше – тем глубже) – что поворотиться куда-либо с каждым /годом/ пути – было все тяжелей… Сердца, восторженно биясь /безвозвратно - безоглядно/ унеслось туда – откуда не возвращаются, но шлют счастливые посылы,.. а тело, ну что тело – оно так и продолжает потеть, увязая по колено в рутине известной и (!) /маршрутно-предсказуемой/ обыденности…
И как же много – таких вот /тел/…
***
- ПМ - /НЮ*/
-
_____________________
* В разделе /ПМ – психологические миньятюры/ «выводим» (опытным путем) – подраздел - /нюансы/… «Обнажая» его до крайности – обозначением - /НЮ/
Так они и жили… Он любил Ее – издалека, а Она – вообще не знала Его… Так они и умерли… Он – в неразделенной, но искренней любви, Она – в вечном ожидании и явном предчувствии – действительно ЧУВСТВА…
… Если деревья не дотягиваются ветвями друг до друга – они живо /чувствуют/ корнями /то/ - ради чего стоит тянуться к СОЛНЦУ…
***
/НЮ/
…Он обронил лишь /слово/ - которое – Ее трепетным сердцем /сыскалось/ - надеждой…
***
/НЮ/
…Она была /словно бы/ облагодетельствована на всю жизнь – тем случайно перехваченным Его взглядом… что был предназначен Другой…
***
/НЮ/
…В их лицах было так много /не оглашенного/ откровением, что они разминулись – так и не /признав/ друг друга…
***
/НЮ/
…Он – /не хотел, не умел, не смел, не мог/ - любить Ее настолько, насколько Она того заслуживала: одно только слово – любое (из вышеперечисленных) но как! – отравляло их жизнь…
***
/НЮ/
…Двоякость мироощущения – это Его осознание /Ее/ зримого и незримого присутствия, что само по себе – есть /непрерывность/ их сосуществования…
***
/Зри в корень/
Именно благодаря дереву – человек получает наинагляднейшую возможность представления – своего человеческого соотношения с НЕБОМ… Любая веточка, любой листик – есть ничто иное, как /предрешенность/ - на уровне /корневой системы/… И всему /свой/ срок и своя /зрелость/…
***
/НЮ/
…Он скользил по Ней тенью… - Она вздрогнула… - и только-то ощущений… спустя – 9какой-то пустяк) – лет двадцать (не более) - не осталось и тех,.. лишь воспоминание,.. а чувство?.. - /что чувство/… - в вечном изгнании…
***
Под ногами – снег
В носу – осень
На душе – светло
Тянет губы – смех
Двадцать восемь + восемь
Возраст – условен
Цифры – выбелит – в /снег/
Седина или краска
В лету канет всяк век
Чередою бесстрастной
Буквы – сложатся – в /снег/
Вдоль предчувствия /таянья/
В над /безоблачность/ нег
Слова смысл отлетает…
Тучи полны воды
В глазах – молнии
На сердце – трепет
Прорастет дождь в цветы
Ботинки им полные
Нос – осень – встретит…
***
/Пуанты/ *
Непогода Чувство Солнце
Дождь Глаза Златое
наискось плакали сквозь
вида неба сито
вскользь влагою зелень
облита
Днем Жажда Бутылка
Дерево Вода Разлилась
тенисто стремглав всласть
сбросило в песок хмеля
монисто ушла власть
Дружбу Лужа Слышу
Горстями Миг Грози
в гостях отраженья гроза…
несчетно по ходу катись…
вычерпывать движенья слеза…
щеки
извивом –
от грома
в ливень…
* Как /прикосновенья/ поэтической сути – не всей стихотворной /ступней/, но лишь доминантно…
***
В века – пол, или – треть…
Кому-то приснится смерть…
……………………………………………………………..
И вот – мутно/желтая глубина
Заполнила вакуум тихого сна…
……………………………………………………………..
Изгибы бескрайние слипшихся тел
Мелькают сквозь стыло/стоящую муть
Их узловатое членосплетение
Ни плыть не дает, не дает и вздохнуть
Сознание трепетно - тонет и тонет,
Словно привязан камень к ногам
Вокруг – во смиренно/печальной истоме
Колышется зримо- по жизни тоска
Ни краткого стона – не слышно – ни всхлипа
Все глубже – в колодец из стынущих тел.
Смеркается муть – ни единого блика
Лишь неизбежности строгий удел
Нет в сердце прощанья, в душе нет – прощенья
Лишь – несмиренность – сознание рвет –
Порывом – хоть краткого – но возвращения –
В жизнь – что теперь уж никто не вернет
…………………………………………………………..
И вдруг – промедление – стылость застыла
Кромешность глубин сквозь – луч тонкий светил
Ведомостью Божьей сознанию был он
В душу мятежную в жизнь возвратил
……………………………………………………………
Душа чуть дыша с бурно/бьющимся сердцем
В сознанье приходит уже наяву
Мгновенье спустя – в этот сон не поверится
Лишь светлое счастье – снова живу…
-ПМ-
…Случилось так, что проходя мимо Ее дома – Он вдруг взял да и зашел к Ней – просто – вопреки всем правилам приличия – без приглашения и уведомления. Как будто бы – ветром задуло – так Ему показалось. Позвонил в Ее дверь – особо ни на что не надеясь… Постоял, собрался было уже поворотиться вспять – как вдруг – что-то там за дверью шевельнулось и заскрежетало замком. Вздох – волнительный, в коем было заготовлено /извинительное приветствие/ и… - дверь полу/отворилась. На пороге в скудноликом проеме стояла Она и улыбалась. Его пригласили. Он вошел. Стал было оправдываться – да – махнули рукой – дескать, /ничего страшного/. В квартире стоял запах чего-то кислого – готовящегося в кухне и запах свежевыстиранного, только что отжатого белья. Это были запахи, характерные для быта той обстановки, в которой никого не ждут. Она тоже выглядела странно. Халат был недозастегнут, и, покуда Она принимала своего незваного гостя в прихожей – суть движения ее пальцев – сводилась именно к судорожноподобному дозастегиванию халата – но все было как-то мимо… Но самое главное оказывалось ни в этом. На Ее бледно-жухлом, без косметики лице – Он разглядел несколько прилепленных маленьких ваток – по всей видимости – последствие давешнего приватного сеанса косметологии. Ему стало очень неловко, но Он промолчал и последовал в комнату. Пока Он проходил в комнату, Она видимо (как это бывает за чьей-то уходящей спиной) решила взглянуть на себя в зеркало – взбить, например, локон волос (который, впрочем тотчас же падает) – словом, визуально/успокоительная формальность. В общем, взглянула и… И – увидела… От того, что Она увидела, точнее от эффекта от увиденного, по Ее телу прошла зигзагообразная судорога, которая своим передергиванием задела в том числе и Ее лицо… Ватки тут же отпали.
В комнату Она вдвинулась очень для него неожиданно – Он даже вздрогнул. Он повернулся к Ней. Она была красной как рак снаружи, а внутри (это чувствовалось) была накалена белой злобой. Его неловкость сменилась недоумением, после чего Он и вовсе онемело опешил. Она что-то прошипела Ему в лицо (причем это совпало с каким-то всплеском в кухне – видимо кислятина начала выкипать). Однако, Он не понял слов… Впрочем, интонация была ясна - /Пшел прочь отсюда/…
…Он шел по улице и у Него горели уши и один шнурок был развязан, а поскольку было сыро, то шнурок набряк и стал тяжелый и толстый – червякоподобный. Он наклонился и брезгливо его завязал. Отряхнув грязные руки о светлые брюки и совсем расстроился…
… В этот вечер Он так глупо потерял свою девушку…
…Спустя час Он сидел со своими приятелями на своей кухне и – заливал горе водкой. Пили немало… Потом ходили еще… И, вроде как – даже и еще… К началу ночи Он осознал, что приятеля следует оставить ночевать, поскольку тот невнятно бубня - /водка – второй хлеб/ - был собственно /себе не принадлежащим/. По всей видимости приятель очень тонко прочувствовал то положение, в котором, не ровен час, может оказаться и сам – и, вконец – распереживался. Хотя, по логике вещей, природа описываемого состояния – была уготовлена – уж никак не Ему… Кое-как угомонились… Улеглись…
…Утром Он еле встал. Видимо, за ночь /природа/-таки нагнала Его, однако – последствиями сугубо физическими… Он поднялся и, постанывая, пошел посмотреть, как там /собрат по дележке печали/. Того, как ни странно, в комнате не было. Но более того, в прихожей и обуви его не нашлось. Дверь была захлопнута…
…Он облегченно перевел дух – дескать – и замечательно – ни объяснений тебе похмельных, ни продолжения ненавистного застолья… Так Он подумал и пошел в ванну умываться. Когда Он включил в ванне свет, то Ему ощутимо показалось, будто кафельный пол плавно скользит у Него из-под ног. Такой циничной картины не мог себе бы представить даже самый изощренный циник... В ванной стоял таз, в котором еще со вчерашнего вечера им деловито-хозяйственно было замочено две светлые выходные рубашки. Словом, замочено и оставлено – для пущести отмокания неэстетической несвежести… Так вот таз с выходными сорочками – был весь полон приятельским сблевом. Сблев пузырился на поверхности и чуть даже подстекал по краям таза. Сквозь бурую гадость в некоторых местах рельефно выглядывали скукоженные фрагменты забраживающих во всем этом рубашек…
…Ноги Его не удержали и Он сполз по стене. Сколько Он так сидел- не помнил. Осознание собственного /я/ возвернулось к Нему в тот момент, когда рубашки уже были им перестираны, а таз отмыт до блеска. Он стоял на балконе и, развешивая там /части/ своего выходного /облика/ - украдкой принюхивался к ним…
…День был тяжелый, зато ночь желанной и легкой. Заснул он сразу же. Снов не видел. Да и не надо… Сколько можно!..
- ПМ -
…Он любил груши… Маленький лопоухий мальчик, вдумчиво созерцающий этот мир черными глазами, – больше всего любил груши… Даже больше арбузов…Груши, тяжелые соком и хлипко мягкие, такие мягкие, что в них глубоко и без нажима тонут зубы, а под пронзительными детскими пальцами страгивается тоненькая кожура до желтоватого нутра… И такая вот груша – конечно съедалась в один миг… И губы были сладкие и липкие, и руки тоже… А если руки еще к тому же были чуть пыльные – от игры тоненьким ножичком в /Захват Земли/, то стекший по рукам грушевый сок оставлял витые следки…
…Маленький лопоухий мальчик, вдумчиво созерцающий этот мир… А теперь Он болел и врачи, разводя своими розово/стерильными руками, - лишь участливо наблюдали его неудержимое похудание – и поделать ничего не могли… А в один из серых летних дней было решено свезти мальчика в больницу. Свезли и посадили в палате около большого окна, меж рамами которого вечно зудели две жирные здоровые мухи… Сущая прозрачность – вот что осталось от тела нескладного мальчика… И глаза, ставшие еще больше, черней и глубже… Глаза, вдумчиво /впитывающие/ мир – сквозь окно больничной палаты… Иной проходящий – мимо окна – вздрагивал, видя эти неземные, наполненные каким-то возвышенным страданием ГЛАЗА…
…Мать мальчика навещала своего сына часто – иной раз – дважды в день.., а в выходные и вовсе оставалась с ним – до самого конца всем посещениям… Она помогала невесомому мальчику дойти до больничного парка и там, на любимой их скамеечке, они и проводили свое земное время… Наблюдали природу, разговаривали, делились впечатлениями… Мальчик очень жалел маму: она работала на двух работах – а денег все не хватало, а из-за Его болезни – кроткая женщина совсем лишилась покоя… Они жили вдвоем и /помочь им было некому/… Мать отказывала себе во всем, чтобы хоть как-то порадовать сына… Мальчик же ел мало – клевал, словно птенец – трепетно – из рук заботливой мамы. А однажды, за всем этим самым необходимым и уже купленным, - денег осталось лишь малая горсточка, и этой горсточки хватило только на одну грушу… Зато какую!.. Ни – даже пяток яблок, /да что там яблоки/, ни – даже трещащий зрелостью арбуз – не могли бы сравниться с эдакой красавицей, да еще с листиком – словно картинка… Мальчик восторженно перекатывал это /чудо/ природы из ладошки в ладошку своими тоненькими ручками – лучисто глядя – то на грушу, то на свою маму… И столько радости было в глазах мальчика… и столько надежды в глазах его мамы… Душистая груша была поделена строго пополам. Светлый день незаметно пропитался в бархатный и томный вечер. И если бы скамеечка, на которой сидели мать и сын, была повернута передом от больницы (сквозь густую листву кустарников – нет-нет да и пронзительно доносился белый цвет докторского халата 0 и тем вздрагивало сердце), то можно было забыться счастливо совсем… Хотя бы ненадолго…
…Вечер… Нежные лоскутки прохлады касаются лиц… Мать бережно стискивает маленькую ладошку сына… Она смотрит на него… Он смотрит на нее… Она – олицетворение Любви… Он – олицетворение Благодарности…
…Неумолимо темнеет… Сердца проникаются невольной тревогой… Так бывает всегда – при расставании – даже ненадолго… - для любящих друг друга… Спустя мгновенье скамейка уже пуста – лишь шаги удаляются прочь… Спустя другое мгновенье рука мальчика начинает волнительно вздрагивать в руке матери – через несколько шагов их взглядам всумеречно откроются уныло светящиеся нездоровой желтью окна больничного корпуса… А еще через мгновенье… - из кустов – с шумом вспархивают две серебряно/мерцающие птицы и… - устремляются прочь… Прочь!!! Чудные, светлые птицы – неумолимо возносятся к Небу… Небо благоволит им… БОГ – благоволит им…
***
…И если /ощутимо вдуматься/, то комплексы – самая что ни на есть прочная /незримая привязка/ к тому, что силишься оставить…
- СюрПонт -
…Ее муж /почти/ не вернулся с войны… ГЛАЗ, в мутной банке из-под соленых огурцов, который привез Ей фронтовой товарищ мужа, - было тем единственным, что осталось от некогда рослого и культурного человека…
…Глаз смотрел из банки сурово и пристально. Видимо, навидался на полях сражений такого, что не осталось в нем ничего восторженного, как прежде – когда он вместе с другим таким же глазом принадлежал деятельному человеку, неуклонно продвигающемуся по хозяйственной линии. ее муж до того, как его призвали в ополчение, заведовал складом, через который осуществлялись поставки продуктов во все магазины города… Представьте себе!..
…А теперь ГЛАЗ, заботливо переложенный Ей в чистый высокий бокал для шампанского, стоял в центре стола среди нехитрой закуски и початой бутылки водки… Она с другом мужа – сидели – выпивали/закусывали и… - горевали… Было чему горевать – коли осталась /почти/ одна… Глаз хмуро следил за каждым их движением, плавно переводясь из стороны в сторону в прозрачности дистиллированной воды. Только иногда, как Ей казалось, он терял свою дотошную внимательность и впадал в какую-то одному ему ведомую меланхолическую прострацию…
…Так они и жили… Глазу было определено стоять в серванте посередь хрусталя, вечно звенящего от проходящих за окнами трамваев. Глаз в бокале стоял рядом со счастливой фотографической копией того, кому еще недавно имел природное естество принадлежать… Он по-прежнему олицетворял – некую холодность и колкую пристальность… Она пыталась примириться с /этим/: участливо говорила с ним, даже плакала, гигиенически обихаживала его (промывая и меняя регулярно воду – всякий раз, когда поливала цветы) – однако он так и остался – строгим и подчеркнуто отдаленным от Нее…
…Время шло… Она была еще молода и в общем-то - /ничего себе/… Словом, мужчины обращали на нее внимание. Некоторые, физически ни на что не годные, даже отпускали в адрес Ее пышных грудей непристойные сальности. Она терпела… А что прикажете делать - коли некому вступиться за оскорбленное сердце…
…Работала Она на почте. В отделе писем. Сортировала по адресам – для сподручности почтальону. Разбирала человеческие каракули, коими были о/зна/чены все/все чувства… Как-то раз привычная почтальонша приболела и Ее пришел временно заместить сын. Мужчина лет так - сорока пяти – с отдышкой, потеющей полу лысиной – волосок – капелька – капелька - волосок и потупленным тускловатым взором. Именно за этот самый взор Она его и приметила… После той неусыпной бдительности, которой была окружена у себя дома – этот был Ей – как елей на душу…
…Ходили, как водится, в кино… Угощались мороженным… Сидели на лавочках в скверах… Ну а потом – чувственность обрела форму /неминуемости/ своего выплеска – они оказались у Нее дома… У Него было совсем неудобно: пожилая мама – почтальон, к тому же еще, на данный момент – хворая…
…Когда они оказались у Нее в комнате, Она предупредительно поставила ГЛАЗ мужа за его фотографию…Сидели, пили чай, даже наливочки какой-то хватили… Ну а потом… - все вроде бы ничего – только пыхтел Ее кавалер больно, да диван скрипел всем нутром своим навзрыд… Как вдруг, донеслось до Ее расплавленного глубиной сладкого ощущения слуха – нечто странное…Звук!.. Она отпрянула на миг от влажных и неуклюжих объятий своего любовника и прислушалась – чутко… Будто что-то кипело где-то рядом… Вскочив с постели, на которой стыдливо корчился полуодетый мужчина – Она кинулась к фотографии… Рывком отодвинула – черно/белое запечатление, стиснутое ажурной рамкой – своего прежнего мужа… То, что Она увидела, потрясло ее… Вода в бокале пузырчато и шипяще кипела, а Глаз… - Глаз был кроваво-красен и неистов в своем яростном выражении… Она даже вскрикнула… Она обожглась – не прикасаясь… Сидящий в скомканной постели - /без пят минут Дон Жуан/ - воззрившись на бешено вращающийся в выплескивающейся бурлящести Глаз – мгновенно пропотел, сгреб в охапку свое кургузое шмотье – и был таков…
…С работы Она уволилась…. К Глазу вообще с того самого случая не прикасалась… С какою-то боязливой брезгливостью – не беря руками, перекладывала его из бокала в бокал, меняя таким образом мутнеющую воду… Вода мутнела возможно оттого – что Глаз иногда плакал… Стоял он теперь не на виду, а сокрытый дверцей шифоньера на одной из полок с чистым бельем… Такое напряженное соседство Она разумеется – долго терпеть не могла!.. Как-то, скрепя сердце и горько всплакнув, Она отнесла Глаз окулисту… Тот обрадовался, как ребенок – неожиданному подарку и даже пытался всучить Ей – пять рублей, однако Она – смятенно покинула кабинет, мысленно попросив прощения – у Бога и у мужа…
…Прошел год… Жизнь вроде бы пришла в норму… Даже обозначился новый ухажер… И все - /по накатанной/ - кино, мороженое, скамейка, постель… И никто не бдил за происходящим…Подумывали о свадьбе… Она повеселела и похорошела…
…Однажды, возвращаясь с работы – теперь Она работала продавцом в хлебном магазине – поступательное движение Ее было приторможено какой-то толчеей у подъезда… Оказалось, выносили какую-то мебель и вроде как тяжеленный комод несколько здоровенных мужиков не могли протиснуть сквозь подъездные двери… Как Ей тут же поведали всезнающие старушки, стоящие тут же и бурно обсуждающие – пролезет комод или нет… И вот, как раньше делали – не то, что сейчас… Да и двери - не двери – ни проехать, ни пройти… Словом донесли: уезжают, мол, твои соседи, дали, мол, новую квартиру – да и слава Богу – а то лишь шум от них один да кутерьма, одна собака чего стоит… Наконец, комод проперли и Она проскользнула-таки к себе домой…
…Прошла неделя… Как-то раз Она спешила на работу. Уже вышла на площадку и запирала за собой дверь… Вдруг, сзади хлопнула дверь соседская – той квартиры, из которой неделю назад съехали прежние жильцы… Она невольно оглянулась и… - сердце Ее оборвалось, дыхание захлебнулось на вздохе, сознание подернулось пеленой обморочности… - за Ней стоял сутулый человек с изможденным бледным лицом черной повязкой на месте одного глаза и… - /пристальным, пронзительным взглядом/ глаза другого… ГЛАЗА Ее мужа…
/Маленькая сказка про красивую бабочку/
…Бабочка спешила поскорее родиться, поскольку мир, наблюдаемый ею – сквозь природное таинство предродовых метаморфоз – виделся безутешно унылым. На палитре художника - это серый цвет. Первый взмах ее ярких крыльев словно бы подмигнул мальчику с сачком, который сидел у окна. Вчера он промочил ноги, и сегодня его не пускали гулять. Бабочка летела дальше, но ей никто не радовался – в окошках бледнели лишь грустные лица детей.… Взрослые же были заняты тем, что всячески /отвлекали себя от себя/ - боясь прозреть здравым смыслом искренности.
Бедная, красивая Бабочка – она была обречена на одиночество…
/Сказка про комара/
…Его просто задуло ветром. Он не хотел.… Детская комната была гораздо ярче, нежели привычная влажность бликозеленоватых тонов. Словно на несколько тонов выше – перетянутой струной – яркостью комнаты слезились комариные глазки. От этого у него вдруг прорезался писк, который его не напугал, но обнаружил для маленькой девочки. Девочка проводила внимательным взглядом его сбивчивый, словно бы извиняющийся полет. Комар полетел прочь из комнаты. В коридоре было темно. Он испугался и выкрылил обратно. Там, где раньше была улица – в которую он бился – бился, но не чувствовал ее привычным ощущением – теперь была такая же комната, только менее яркая. Однако, оказаться в ней ему почему-то тоже не удавалось. Неожиданно погас свет – исчезнув видом обеих комнат. Погасли и звуки. Теперь писк комара стал особенно пронзителен. Просто в нем появилась нотка грусти. Комар грустил всем телом, натыкаясь в темноте на какие-то /препятствия случайного полета/. Вдруг он ощутил живое тепло. Это ощущение отозвалось в нем /претворением чувства созерцательного в естество созидательное/. Он неотвратно учуял - /зов крови/. Несколько раз жало болезненно упиралось во что-то сухое и ворсистое. От нетерпенья комар – аж звенел. Наконец, прикосновение жала выплеснуло во вздутую плоть комара /приторно-вязкий восторг/. Ноги его подкосились. Не помня себя прежнего, он – инстинктивно наливался настоящим. /Настоящее/ разливалось внутри комара – вкусом к жизни. Растягивающееся пузо похрустывало обретением новых форм. Жало напряженно гудело. Глаза комара закатились примитивным удовлетворением. Именно в этот момент его тело стиснула хлопнувшая сверху боль. Окривевший полутелом комар оглушено отползал прочь. Потом он куда-то скатился. Было больно и невыносимо горячо. Этим жаром его кляксило и растекало во вне… Не было сил даже стонать. Сквозь агонию он слышал ворчание и сопение того, на кого он было /покусился/. Сопение для комара было душным, а ворчание – рельефным. Комар уже настолько отчаялся, что искренне жалел – что его /толком не убили/. Затем страдалец забылся…
… Утром девочка, убирая кровать, обнаружила на своем одеяле маленькое красное пятнышко. Девочка внимательно оглядела его и заправила одеяло, как ее учил папа. Затем она открыла форточку и ушла умываться…
…В форточку дул теплый ветер…
***
По зримовсколыхнувшейся безмятежности листьев цветка – я увидел присутствие ветра – однако, он ощутимо не коснулся меня.… Есть родственность /стихий/…
***
…Самое /крайнее/ несоответствие – между /гармонией/ духа и плоти, человек может одновременно созерцать /представлением/ - греха, как такового, и – расплатой за этот грех…
***
-О СУЩЕМ-
Я – не сужу,
Но – рассуждаю…
- В боязни большего суда…
Я – не сужу
- предупреждаю!..
В боязни – что ты не воздашь
Своим прощением - мое…
- Порочна эта /эстафета/ -
- Не дав ответ – не ждать ответа…
- Боязнью /должного/ живем…
/Сказка про помойную муху/
…Муха жила на помойке и, было очевидно, что ее жизнь не удалась…
Ранней весной она болезненно пробудилась чьим-то сильным щелчком пальцев и… - канула, из некогда гостеприимного междурамья в еще толком не оттаявший двор. Муха соприкоснулась с блестящегрязным настом – к счастью, ничего себе не повредив. Послезимнее спросонье ощущалась в ней невероятной легкостью. Брезгливо потерев все свои лапки друг о друга – она огляделась. Двор /вытаивал/ прошлогодней грязью. Наряду с /предсказуемостью/ обыденного мусора кое-где можно было наблюдать даже хилые остовы некогда новогодних елок, что с укором пронзительнокостных мертвецов торчали над общим /безобразием/ и цепляли за себя случайные взгляды прохожих. Прохожие прыгали через лужи, что среди обуглившихся таянием островков талого снега – отражали их прыгание. В руках у /прыгающих через лужи/ были помойные ведра, из которых свешивался, словно закипая – свежий мусор. «Не пропаду», - подумала Муха и аппетитно–предвкушенчески темпераментно потерла – сначала передние, а затем и задние лапки. Пригрело, крылышки блеснули высунувшимся из-за облаков солнечным светом. Свет огляделся и, видимо ужаснувшись увиденным, спрятался за тучи, которые тотчас же обсикались мелким дождем. Дождь зашелестел по насту усердно, вымывая /результаты/ песьих выгулов. Муха глубоко вздохнула в полную девичью грудь... «Эх, мужичка бы», - мечтательно подумала она и косо усмехнулась, несколько устыдившись своих мыслей. Однако, желание, навеянное визуально-обонятельной атмосферой, быстро вымокало холодным до дрожи – дождем. Муха с горестью оглядела окна дома. Форточки все до одной были плотно затворены. Люди боялись сквозняков, что способны выдуть полудремную затхлость обывательских жилищ. Вдруг Муха увидела, как некоторые из прохожих, ощутив своими телами непогоду – вытряхивают из ведер – тут же – в радиусе своих вытянутых рук. Первая куча была не столь съедобна, сколь – тепла. Мусор еще хранил тепло сиюминутного выноса. Муха погрелась и перелетела на следующую. Там были селедочные головы с остановившимися взглядами в бензиновой поволоке и шкурки копченой колбасы. Муха ела жадно. Жадно до того, что глаза ее прослезились. Тут вновь выглянуло солнцу. Муха просохла. По разбросанным кучам Муха добралась-таки до помойки. Там бродили беспризорные собаки и не обращали на Муху внимания. Помойка была развалистой и лохматой. Муха долго летала над ней, описывая в воздухе пируэты незримого восторга. К вечеру она заскучала. Ей стало холодно…
…Так прошла неделя. Затем – другая. Земля оттаяла до маленькой зеленой травки, которая, видимо, предусмотрена природой, чтобы застить собой /подножные плоды/ человеческой урбанизации. Муха жила обыденно. Ее мало что радовало. Иногда у нее была даже изжога. Видимо – от тоски. Муха пыталась играть с собаками, но они, вечно озабоченные пропитанием – не замечали ее. Когда Муха подлетала к собакам совсем близко – те шевелили ушами, а одна даже щелкнула пастью. Муха обиделась. Жила она в маленьком дупле дерева – засохшего не своей смертью. По вечерам Муха смотрела на желтые окна дома. Лететь куда-либо она боялась – не та прыть. Ее дети – не наведывались к ней. А может, просто она перестала их узнавать своими остекленевшими от старости глазами. Последнее время она все реже и реже слетала с дерева на помойку. Просто сидела и смотрела на /все/ своими беспристрастнонемигающим взглядом… В ее круглых глазах оптически-необычно отражался мусор,.. который тоже жил…
***
-П.И.-
/ТРАКТАТ О ШМЕЛЕ/
…Улицы были ветрены до заунывности продувающих их сквозняков… - песчинки на песчинке не оставалось… Углы домов казались пронзительными, стекла окон лихорадило напряжением струн. Глаза слезились упругостью ветряных потоков. В одном из таких потоков несло черножелтого Шмеля. Бедный Шмель уже давно сбился с дороги, однако упорно продолжал бороться с – запутавшей все привычные направления - стихией Ветра. Гудение Шмеля – не слышал не только Ветер, но даже и сам Шмель. Несколько раз его больно ударило то одним, то другим мохнатым боком о фонарные столбы. В этой предгрозовой круговерти – все было случайно, кроме самоей стихии… Кто-то сдавался – давая себя задуть в сточные канавы или унести – до невозвратности, а кто-то, как Шмель, - упорствуя всекрыло – сопротивлялся до последних взмахов. В мохнатом теле Шмеля непокорно хорохорился его мохнатый дух. До теплого сердца, которое пахло медом – продувал Шмеля Ветер… Маленькое сердце Шмеля билось часто и весело. Именно весело, потому что невозможно победить того, кто не знает и не хочет знать, что есть такое – поражение… Ветер заметил в себе непокорность мохнатого желточерного комочка. В силу своего бескомпромиссного могущества – Ветер был мудр (такое иногда в природе случается). На одном из виражей своего завихрения он мягко вытолкнул Шмеля в густую клумбу цветов, украшавшую сквер. Ветер во всей своей мудрости – не был прообразом слепого давления. Он считал себя – началом обновления – предвестником живительной грозы. Поэтому, он уважал Шмеля и ему подобных духом – которых не следует смешивать с трусливо несущейся предгрозовой пылью.
…Ветер шелестово-ярко скользнул по верхушкам цветов клумбы – и был таков. Словно краски перемешались на палитре… и все успокоилось – до прежней впечатлительности. Шмель, сидя где-то у подножия благовонных трав, встряхнулся и глубоко вздохнул. Он просто решил немного дать отдыха крыльям – чтобы продолжить свой полет – в чудеса лета…
-ПМ-
…Рынок кишел черноземом. Прилавки черноземов живописно вопили съедобным изобилием. Изобилие выурчивало массовый аппетит… - яростно огрызаясь необъяснимыми ценами…
…Он скорее гулял по рынку, нежели находился там с какой-либо целью. Невнятность цели – оглупляла его внешний вид и без того потопленный пучиной рыночных страстей.
…Он столкнулся с Ней у прилавка с картошкой, которую Она разглядывала так пристально – как будто торговавший чернозем ее – выдавал за яблоки.
…Купив пять картофелин, – они /уже вместе/ - воротились в запыленную реальность улиц – все направления которых неминуемо вели к торговым и околоторговым /проявлениям/ общественной эволюции.
…С тех пор прошло несколько месяцев. Он благоговел перед нею, а Она была ему за это признательна. Их отношения были – предсказуемо-учтивы и подчеркнуто безэмоциональны. В общем, как внешне, так и внутренне – они уже отдавали нафталином. Иногда Ему казалось, что они словно разделены притупленной гранью какого-то волшебного стекла, что не позволяет им всецело проникнуться друг другом. Более того, иной раз, это стекло обладало природой /комичного/ - как это принято считать в комнате смеха. Так – ища в полах плаща Ее руку, Он постоянно стискивал холодный ремень Ее сумочки, а гладя по волосам – неминуемо натыкался на острие шпилек.
-Где ты, где ты?.. – вдохновение и страсть, которыми полны шелестоглянцевые бульварные романы – коих Он никогда прежде не читал. А теперь же, большей частью украдкой – искал в них суть потаенных автором чувств… и не находил. Там – тоже все было /схематично/ - до идиотизма.
…/Разбить в дребезги/, или /разбиться в дребезги/ - таковое положение вещей – явно формулировало - /идею фикс/ предстоящей встречи…
…Он пригласил Ее в кино на самый последний сеанс. Просмотр фильма включал в себя: талое мороженое, теплый лимонад, липкие руки и упругую отрыжку.
…Немыслимую скукоту фильма время от времени буравила навязчивая мысль – поцеловать сегодня свою девушку, во что бы то ни стало…
…В очередной раз подавив выкатывающееся горлом порождение гастропищеварительного альянса, - Он попытался приблизиться к желаемой пассии. Однако, именно в этот момент фильм почему-то закончился и в зале несколько посветлело – болезненно серой желтизной засиженных мухами светильников.
…Дорога домой была ужасающе пуста и тосклива. Транспортом они не воспользовались – поскольку пользоваться было нечем – все использовали до них - более расторопно вылезающие из зала киноманы.
…Подойдя к Ее подъезду, Он был полон решимости действия. От волнения Он даже не слышал Ее заунывного наставления – идти домой осторожно. В ушах гудело до того ощутимо – что подрагивали коленки…
…На предпоследнем, до подъездной двери, шаге Он вдруг резко повернул Ее к себе – с целью страстного поцелуя. От событийной неожиданности – буквально в момент соприкосновения их губ – Она громко пукнула. Прозвучавшее в полной тишине – невольное /салютование/ инстинктам – привело их в некоторое замешательство. Мгновение – они недоуменно смотрели друг на друга так, словно это была чья-то глупая шутка, произошедшая не с ними - /очередное искажение коварного стекла/. Однако, легкая аффектация уступила место тяжкому рассудку. Многомесячно растягивающаяся /выслюненность/ отношений – пронзительно лопнула – болезненно хлестнув их обоих по /чистым/ сердцам.
…Они молча кивнули друг другу – боясь слиться взглядами в одно нелепое /извинение/…
…Его одинокие шаги в пустоте /ночи/ - еще долго не смолкали…
-ПМ-
…Вчера они так страстно целовались, что у Него потерлась эмаль на передних зубах. И когда Он сегодня попытался было улыбнуться /доброму утру/ с глубоким спросоньенным вздохом – получилась гримаса с желтонечищенными, да еще уязвимыми зубами.
…Он бежал к Ней через весь город со стиснутым ртом – словно боясь /раскашлять/ вчерашние чувства. Добежав – неистово звонил в дверь, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, словно хотел сикать. Ему открыли -… не сразу – когда Он уже утратил (Ее долгой возней за дверью и разглядыванием Его в глазок – перед которым Он пытался нелепо позировать) романтически ранний дар слова. Фраза получилась какая-то /недоразжеванная/…
…Хотя, что показалось в двери, - стоило – не столько /недоразжеванности/ - сколько – несварения желудка с противным поносом… за два шага от унитаза…
…Те волосы, которые Он гладил, те глаза, в которые Он смотрел, те губы, которые Он целовал – все /это/ было как будто вывернуто /наизнанку/…
-«Может быть, Ей приснилось что-то такое?» - мелькнуло в Его голове. Далее Он не додумал. Из Ее слипшегося ото сна рта – выцедилось, - «ТЕПЕ ЧЕО, ТЕЛАТЬ НЕЧЕО?» И все это было в /тональности/: шепотливо-свистяще-укоризненной…
…И дверь захлопнулась… И у соседей за Его спиной – тоже. Видимо, какая-то недремлющая рожа бдительно освидетельствовала /рушащееся/ на глазах чувство.
…Вылезши, чуть живой, из-под руин /давешнего единоличного счастья/ - Он поплелся прочь…
…По дороге Он встретил кислую яблоню (яблоки которой, говорят, - очень полезны – вероятно, для обострения всех видов гастрита). Яблоня погладила Его листьями и свесила перед Его носом жесткое (до остервенения) яблоко. Он сорвал его и, издав какой-то гортанный зык – впился зубами в то, что зеленело в руке. Затемнение в мозгах явно проявило себя брызнувшими из глаз слезами. Это /коса нашла на камень/ - пронзительной кислятиной на чуткую оскомину…
…Зато, Он забыл о Ней…
***
…Для того, чтобы /увидеть/ - мало быть зрячим
– важно /пробудиться/…
Иной слепой, не отвлекаясь внешним миром
- Зрит ясно – в /корень/,
- Которым дерево ветвится
- Хитросплетением вопросов…
- На нем ж /греха плоды/ ярятся
- И зрячих предвкушением томятся…
…Любить, не видя
- не значит вовсе – НАОБУМ,..
-но значит – только СЕРДЦЕМ
………………………………………………………………………….
- Вот /пробуждение/ - от себя –
-ПМ-
…Они жили совместно так долго, что уже давно потеряли цель своей жизни. А поскольку ввиду старческой подслеповатости – целиться было нечем – жили просто так. Их отношения были подобны отношениям двух старых плащей – мятых и занафталиненных – в затхлом комоде. Комод был темен, однако пронзительность света время от времени щекотала их выцветшие бока – сквозь щели в дверях и стенке. Также в глубинах комода валялось несколько разных ботинок - причем, почему-то все - на одну ногу. (Конечно, нельзя сказать про жизнь, что она хромонога, но вот что – однобока – это пожалуйста). Плащи и прочее уже давно не видели /свободного/ света – не сдавленного до писка щелями. А дождей – так уж лет 20. Последний раз они вымокли (с величайшим наслаждением), вися для просушки на балконе. Удивительно, как их не выбросили уже тогда. Новые вещи (всякие там замши и кожи) к ним не вешали – и посему вдохновляться было не чем. /Вдохновение/ друг другом, к сожалению, - безвозвратно полиняло. «Хорошо, если – помойка – может, кому сгодимся,.. плохо – если утильсырье – там в переработку», - так думали они, тягостно вздыхая всем своим ветхим шелестением…
…Так они и жили – между /боязнью смерти/ и /усталостью от жизни…/ В /беспокойной прострации/ доживали себя.
-ПМ-
…Спустя год Он, абсолютно тяготясь своей свободой – был близок к /осознанию/ счастья - /сознанием/ того, что не женился – ровно год тому назад.
…Эти 12 месяцев были сроком – полного творческого затворничества – в самом себе. Как дело доходило до листа – так не являло собой вдохновение то, что было бы не совестно запечатлеть. Белизной листа проглядывала бесконечность разочарования в самом себе.
«Будь я женат, - частенько думал ОН. – видел бы причину всего моего драматизма – именнов НЕЙ,.. а сейчас, ОНА – единственный, /возможный/ порыв к иссякшему ощущению творить…
…Так прогрессировало Его одиночество – с каждым днем – складывающееся в очередной /день, месяц, год/ - поначалу /отсрочивая/, теперь же – безвозвратно удаляясь от ЛЮБВИ…
-ПМ-
/ВДОХНОВЕНЬЕ С ГАРНИРОМ/
…У магазина, воняющего жратвой, грация Ее тела казалась просто невероятной. Легкое, едва заметное волнение Ее позы, в тончайше-чувственном шифоновом облегании – было подобно тому, будто /стихия красоты/ - лепит буквально на глазах свой прообраз. Видимо, Она кого-то ожидала. Однако лицо девушки совсем как бы было – вне соответствия с сиюминутным состоянием вышеописанного фрагмента. Оно словно бледнело эмоциональной трепетностью тоски.
…Девушка проникновенно надеялась на встречу с тем, кто в этот самый момент – одержимый неминуемым желанием самовыражения – устремительно несся сквозь внешние замутнения городской пыли туда, где должны были дать приятельскую рецензию на Его новый опус. Рецензию, конечно же, с пивом…не исключено, что и с водкой… и с – неминуемыми последствиями в виде головной боли, сквозь ощущение собственной гениалности…
…Таковой был уклад творческо-приватной собратии по – перу, кисти, струнам и т.д. Одним словом - /образ жизни/ - образ мыслей, образ действий (внешний, между прочим, образ), образ симпатий и антипатий, влюбленности, обиды от непонимания, эгоцентризма и прочего – в тесной связи с перечисленным…
…Итак,.. предположительно на крыльях /предполагаемого/, Он летел в гости к Грече. Греча слыл музыкантом, а был настройщиком роялей. Его произведения были сотканы из гармоничного хитросплетения нот, неминуемо спотыкающихся (некстати и непредсказуемо) от плохо сдерживаемого фонтанирования сиюминутных эмоций. Всякий раз /одна и та же/ мелодическая основа проигрывалась – иначе, - до неузнаваемости. Другими словами, среди приятелей Греча понимался – как автор одного единственного фокстрота, как всегда, сымпровизированного на /новый/, неповторимый лад. Греча, конечно же, так не считал и обижался, слыша подобное – о своей индивидуальности. Греча всегда много и охотно рассуждал о выпивке – хотя пил очень мало, быстро пьянел, вздрагивал за роялем, косил налево и направо каким-то затравленно-безумным взглядом и… неминуемо извинялся на следующий день за доставленные (всем или кому-то) неудобства. Кстати, в чём именно эти неудобства выражались, никто и никогда понять не мог,… однако, Грече – не перечили, великодушно извиняли и по-своему любили – как олицетворение /вопиюще-музыкальной/ деликатности. Когда Гречу спрашивали, в чем именно Он видит перспективу самовоплощения – на благо фильтрации мутной дисгармонизации музыки /как таковой/ - Он – выкатывал свою голубоглазость, вплоть до проникновения в нутро собеседника и энергично «обрезал»: «Вы именно тот человек, который мне нужен!» В подобных профилактическо-идейных /обрезаниях/, по большому счету, Он был не более оригинален, чем в музыке. И вообще, его речевые формулировки были костлявы и сухи – как астраханская вобла. Поэтому его предпочитали слушать в музыкальном изложении, нежели в усреднено-общечеловеческом.
…Также у Гречи в гостях было еще несколько /СОтворников/ по предстоящему /реценз/астолью. Одним из которых был художник Перловка. Перловка внешне отличался вопиющей худобой и некоторой раскоординированностью движений. Издали Он напоминал неумело сколоченный подрамник. Был Он беспросветный блондин с острым носом и через раз – бросал пить… с обязательным посещением тренажерных залов с сомнительной репутацией. Когда Он рассказывал о штангах, на Него без боли невозможно было смотреть, а уж представить сам /оздоровительный процесс/ без ущерба собственным нервам – было вовсе непостижимо… Когда-то Перловка писал очень интересные (по замыслу) и выразительные (по живописной манере) - картины. И было тому немало свидетельств. Однако, последние годы Он до драматической крайности замкнулся в себе – отгородясь от посторонних глаз четырьмя стенами своей комнатки – мастерской. Поговаривали, что каждую написанную маслом работу Он ,по окончании, соскабливает с холста, холст выстирывает, грунтует заново и записывает новым сюжетом. Всем в это верилось с большим трудом, но все же верилось, ибо обратного подтверждения оному – не было. /Дело-то ни в технологии, но в самом факте/. Перловка был крайне резок на суждения – за что неоднократно подвергал себя – прилюдно – крайнему остракизму. В душе же Он был и оставался человеком добрым, нежным, очень чувствующим и крайне ранимым. И, в общем-то, не случайно Он, в основном, окружал себя - ни людьми, а стенами, на которых висели Его работы… или – то единственное полотно…
…Практически ни одно собутыльничие не обходилось без Риса. Рис числился профессиональным художником и работал в одной театральной мастерской. По своей широкой натуре и прежней профессии – Он был моряком с романтическим взглядом – на мир, на женщин и - на непризнанно-гениальных доморощенных писателей. Рис был изысканно немногословен, много пил, никогда не пьянел (лишь изредка вырубался), всем поддакивал и все одобрял (имеется в виду: творческим и творческое - кратким «Угу». С ним было легко до вездесущей необязательности, которой Он изобиловал. Трудно было ставить Ему это в упрек, поскольку Он даже не понимал – что что-то кто-то кому-то чего-то должен… и что люди друг перед другом хоть в малой мере, но – ответственны… Рис был бескрайним – как океан, и посему, какие-либо ограничения- претили Его сущности. Иной раз казалось, что если бы не женщины, ждущие Его на гостеприимных /берегах/, - Он так бы и качался всю жизнь где-нибудь на разных широтах с этюдником и пастелью. Примерно десятилетие назад одна из тех женщин как-то сверхромантично изощрилась и якореподобно удержала-таки около себя славного бескозырочника. На суше Рис не «обмелел» романтикой и любовью к любому проявлению стихий. Он стал маринистом, бабником и классным собутыльником. Стили Его работ были разнообразны – как состояние моря. В основном, Он писал на заказ – портреты мелких театральных деятелей (с комсомольских фотокарточек) на фоне выбранных ими пейзажей (с почтовых открыток). Любимое море Рис писал в свободное от /коммерциализации творчества/ время, которое усталым /довеском оставалось от пьянок и свиданий. В Его картинах море было – по-женски чувственно и по-мужски – безмятежно. В общем, оно было такое, как сам Рис с его отношением к женщинам. Возможные же Его приятели – где-то там проплывали на утлых суденышках на задних планах полотен… да и то – не всегда… Основной творческой особенностью Риса было – приглашать всех на /несуществующую выставку/ своих работ. Причем, по сути ни одной работы для этой выставки – еще написано не было, а те, что были – Рис распродал или раздарил. А вообще же, если вдуматься /буквально/, Рис приглашал всех в бескрайнее пространство своей светлой души – гостеприимно распахнув широкие, растатуированные морскими символами, объятия.
…Было бы несправедливо – не удостоить внимания – еще один самоявленный и слегка лысеющий персонаж общего собрания. Это был поэт… - но об этом никто не знал. Звали Его – Овсянка. В общении Он был прост и доступен – несмотря на свой великостол/пный/ рост. В сильном подпитии Овсянка частенько обрисовывал разветвление своей генеалогии, что голубокрово и весьма учащенно пульсировала в Его гармонично сложенном теле. (Если бы в этой компании был скульптор, без ярко выраженных гомосексуальных наклонностей, он, вероятней всего, лепил бы с Овсянки античные скульптуры. Кстати, а если бы /наклонности/ были ярко выражены… - все равно бы лепил – только более пристрастно.) В явном творчестве Овсянка замечен не был, за исключением – старинного увлечения фотографией,.. однако, - теперь, /принципиально/ не фотографировал и, сменив множество профессий, - именовал себя не иначе, как – Ремесленник со вкусом. К пиву и к водке у Него точно был вкус (на должном уровне), к ремеслу же, как Он сам любил говаривать, - гомеопатически. Пробуя себя на поприще таких искусств, как музыка, литература и художественное фото – Он стал счастливым обладателем многочисленной семьи и нового мотоцикла, на котором грозился всех покатать. К творчеству своих приятелей относился несколько предвзято (рост, видимо, срабатывал именно в этом случае), однако с большим уважением – видимо, объявлялась творчески невоплощенная /родственность/.
…Время от времени в этой компании пребывали и другие нетрезво-восторженные личности – кто с гитарой, кто – со скрипкой, кто – с собакой, а кто – с девушкой (которую во время творческих прений звучно выташнивало над ванной в замоченное белье). Все они, однако, - были непостоянны в своих /вкусовых/ пристрастиях – и свидетельствовали свое /около/творческое почтение – время от времени (через два стола – на третий).
…Продовольственный магазин – уже не источал в улицу ароматы трещащих хавлом прилавков. Его предупредительно закрыли на ночь во избежание кристаллизирующейся /болью/ в бензинных парах – изжоги. Близ закрытых дверей агониево-неистово резвились обертки от мороженого и конфет. Резвились предчувствием своего неминуемого мусорного конца.
…Пронзительность Ее шпилек слегка запылилась /циничностью серого бытия/, однако черная изящная заколгоченность гибких ног по-прежнему стремительно возносилась в подшифоновое буйство плотских страстей. Тонкая талия напряженно вибрировала проносящимся сквозь нее темпераментом. Мятущийся темперамент чуть касался нежности прохладных грудей, рассыпаясь в их чуткости легкой дрожью ожидаемой чувственности и растворялся в мозгу, чья рефлекторность тотчас же отражалась в глазах девушки таинственным блеском предстоящего. Улица светилась этими глазами – становясь ее скромным /ореолом/. Окружье словно раболепствовало перед Ней – безмерно желая и одновременно боясь – даже прикоснуться. Даже пыль, одумавшись, отползла прочь с шипением вялым и шершавым… Самое /ожидание/ …
… Между тем, Он уже барабанил в заветную дверь: одновременно и пространственно /запараллеленно/ - выпрыгивая из автобуса, проюркивая меж вдольостановочных людей и прыгая по лестнице через несколько ступенек…
…Ему громогласно открывали, пожимали руки, наливали рюмку… Выпивали, вновь наливали, почти не закусывали, говорили поверхностно и неярко. Алкоголь смешивал разнообразие цветов в мутноколыхающееся пятно – как тяжелая жопа неискушенной соблазнительности. Пропитавшийся водкой разговор доносился до слуха – смазливо. Явность ощущения болью накатывала в сузившиеся сосуды смещенного с привычной оси мозга. Мозг изнывал сущей /никчемностью/, физиологически осознанным в предвкушении грядущего похмелья. Хотелось выть – а кто-то играл… Хотелось орать - а кто-то что-то доказывал… Хотелось тихонько скулить – хлопали по плечу и голосили в ухо: «Молодец, здорово это у тебя получилось!», не читая при этом ни строчки. Искренним во всем этом – было лишь великодушное и разнообразное вранье. /Читали, смотрели, слышали/ - а самим – не до того, у самих головы до краев полны – мягко говоря - /недопонятым/.
Бесполезно /!/ утверждать себя среди тех, кто сам остро нуждается в утверждении. Искренне только расстаешься, да в порыве нетрезвого отчаяния признаешься друг другу в пристрастиях и пороках… А где же здесь творчество?.. И было ли оно вообще, ежели кроме замаскированного – под дружбу – несовершенства – и нет ничего… А иначе почему так пусто – на следующий день… Но более всего – до слез обидно (нет, не дождетесь этого – на публике), что стремглав проносишься мимо тех, кто действительно ждет, действительно сопереживает, действительно верит – без /водок/ - поскольку нет смысла «доразвязывать» незаплетающийся язык – и без того все максимально искренно…
…Поздней, и как всегда, страшной ночью – Он плелся по городу – из одной улицы в другую. На том месте, где когда-то был продовольственный магазин – ничего не было. С растворившимся запахом – исчезло все. От такой безумной пустоты Его тотчас же стошнило. Заблевав все пространство вокруг – Он стоял по колено в блевотине… Некоторые – бывало, стояли и по пояс,.. а кто-то – вообще захлебывался… Почувствовав облегчение – Он разглядел небесное просветление. Небо улыбалось Ему – несмотря ни на что. Озноб конвульсивно скрючивал тело – до замирания сердца. Сердце билось не в такт медленным шагам – оно как будто пыталось – убежать, опередить влекущуюся за ним тяжесть. /Бедное сердце, пока ты не выпрыгнешь – вон из тесной груди – это будет невозможно/…
Сердце взобьется
- с душой возоплачет.
В сандалиях прыгает
- маленький мальчик…
Жизнью взрастешь ты,
-сопливенький гад –
Себе на беду,
- и себе же на радость…
…Когда Он пришел домой – Она крепко спала и даже похрапывала…
***
/КНИГОЧЕЙ/
-ПМ-
…Подходя решительностью книгочея к библиотеке, Он увидел свою жену, играющую с кошкой. Приблизясь несколько – Он разглядел, что это не кошка, а щенок, а жена – не жена, а посторонняя девушка. Недоверчиво посторонившись, Он захлопнулся от обманчивого мира тугой библиотекарской дверью. В прохладном библиокоридоре зримо метался слабый запах разогретого в банках обеда и заслюнявленных книжных страниц. От этой нездоровой атмосферы изжога дала себя знать изнутри – обнаружившись на лице (снаружи) – болезненно-тугим сглатом. Никогда запах не порождал в Нем такого нудствующего предчувствия. Переборов свою бурно реагирующую физиологию, которая уже пучила в животе давешним трудным глотком – Он – подобно тени впорхнул в читальный зал. Там Его недвижно встретило мумифицированное лицо библиотекарши – бледно-книжно-страничное с нарисованными /черным по-белому/ бровями-нитками. Ее волосы напоминали старое, покинутое гнездо с выбивающимися ветками волос. И если бы вдруг над Ее головой вспорхнула бы птица – обычное дело. Губ вообще не было. Когда б не открывался Ее рот для дежурных фраз – его бы никто не разглядел. Глаза выцветшие – яркой бестолковостью нерадивых читателей, которых надо(?) спрашивать - /О чем эта книга?/ - были подобны скользким бликам в скучных окнах.
Библиотекарша сидела и что-то жевала, проникшись созерцанием - безотрывным, но скучным – какой-то непостижимой /таки/ одномерного стеллажа со спрессованными – до писка – книгами о народах Средней Азии. Тапки Ее (по-домашнему) были в стоптанном беспорядке. Один коричнево-хлопчатобумажный чулок – трогательно съехал - чуть-чуть. От этого ступня казалась причудливо-деформированной. Серый безрукий сарафан был складчато мят в сидячем сгибе живота и напоминал водосточную трубу, в которой застряла библиотекарша.
…Он осторожно кашлянул. Вместо кашля получилось скудное сипенье – словно сдвинули тяжелый фолиант. (На библиотекарей такие звуки не действуют). На отсутствие /реакции/ Ему пришла в голову дерзкая мысль – зычно и трескуче бзднуть всем вздутием своих кишок, но целомудренно сдержавшись, Он произнес глупейшее – «Э…». /Э…/ раскатисто монотонно закатилось-таки в ухо библработника. Она подняла голову вверх – словно это звал Ее /Бог/и, жуя, словно выцедила – «К Вашим услугам»…
…В этот момент Она предавалась воспоминаниям своей прошлой жизни – где юность и прочее возрастно-чередующееся за ней время – были какими-то однообразнообезличеными. /Полоса предсказуемого безвременья/. Единственное как будто /исчисление/ - чуть тронуло стрелки Ее одиночества – в ту самую ночь, когда Она была наедине со своим первым мужчиной. Тогда, впрочем как и всегда, Он был пьян – в ту ночь – отчего-то особенно. Склонившись над Ней, Он гладил своей рукой Ее волосы – плакал - над Ней и почему-то повторял пронзительно нежно: «Гнида ты моя, узкоглазая, гнидонька ты моя». Ту интонацию Она помнила всю жизнь, несмотря на то, что Он вскоре куда-то сгинул со всей своей пьяной чувствительностью. В дальнейшем, пусть редкие, но достаточно постные /розочки, рыбки, цветики/ не заменили Ей того угарного, такого искреннего проникновения в душу. (Дело ведь не в словах). /Стрелки остановились/.
…Произнеся «К Вашим услугам» - Она словно очнулась от /обратной калейдоскопичности/ - вздрогнула, поправила «гнездо», сбив от волнения его еще больше на сторону, и встала. Ринувшись навстречу - библиотекарша вдруг почувствовала себя без тапок, вспыхнула лицом /красным по-белому/, засуетилась, поперхнулась и скороговоркой выпалила: «Вот ведь раз/б/улась, так раз/б/улась…». «Сложное словечко», - почему-то мелькнуло в Его голове – предполагающее фактичность обуви с одновременным освобождением от этой /фактичности/.
…Он любил очень старые книги. Он так и сказал Ей – когда Она наконец перестала пребывать в прострации нескольких измерений. Его вопрос был приблизительно таков: «Каковы в Ваших запасниках самые ранние возраста изданий по прикладной психологии?» На словах /запасников и психологии/ - Он сознательно акцентировал внимание – своим произношением. Значимости момента не получилось – поскольку Она в тот самый ответственный момент акцентирования – больше прислушивалась к собственному животу, из которого дрелеподобно неслось урчание давешней сухомятки. Причем, свое прислушивание к самой же себе – Она сопровождала достаточно явным втягиванием живота с закатыванием при этом глаз… Когда Он поинтересовался о Ее самочувствии и повторил просьбу (минуя всякие акценты – минуя бисер и свиней) – Она тотчас ринулась в гущу полок, как лесник в свой непроходимый лес, где ему знакома каждая тропка…
…Выйдя из библиотеки с двумя книгами под мышкой, предусмотрительно и аккуратно завернутыми в полиэтиленовый пакет – с окривевшей в изгибах физиономии какой-то эстрадной дивы, этот пакет украшающей, - Он двинул интеллигентно (т.е. с некоторым наклоном устремления тела) – вперед – домой.
…Девушка с щенком, которую Он ранее принял за свою жену с кошкой – показалась Ему после /желтой/ библиотечной атмосферы - особенно яркой и особенно выразительной. Он даже замедлил шаг и в своем /пресловуто интеллигентном устремлении стал похож на падающую башню/. «Хорошенькая, - даже внутренним голосом - сквозь зубы – проговорил Он, - Лицо вот только несколько оплывшее. Сейчас ей где-то тридцать, а к пятидесяти обрюзгнет – эффект будет не тот». И, вспомнив свою худосочную жену, улыбнулся уже не внутренне – но очень даже внешне своему сознанию того, что с Его женой все будет иначе – никаких особых изменений. Он называл сии наблюдения - /внешней перспективой любви/. Кстати, Его внешняя улыбка распространилась также и на девушку с щенком. Она также ответила Ему улыбкой, но с каким-то лукавым изгибом – словно, в свою очередь с женской точки зрения – оценила Его /мужские достоинства/. Он даже смутился – в сердцах плюнул и устранился прочь…
…Дома Он быстро переоделся в какую-то растянутую рейтузину и в свитер с дыркой на локте, брякнул: «Не беспокоить!»… и скрылся /скрипуче/ за шторой, натянутой между старым комодом и стеной – в пределах своего кабинета. Там стоял стол, стул; на столе – настольная лампа (безобразно-яркая, как в следовательских каморках – где они пристрастно высвечивают правду в темных душах подследственных). Стол был завален старыми и очень старыми книгами, а посередь стола лежала большая лупа.
…Раскрыв книгу и мягко, словно музыкант, пробующий на звук редкий инструмент – пролистав ее – Он склонился над книгой и утонченно вдохнул запах ветхих страниц. Нет-нет, Он не читал книг – Он изучал в них фактор чьего-то былого присутствия. И чем старее было издание книги – тем более было вероятности встретить что-либо волнительное. Он бережно пролистывал страницу за страницей, внимательно и пытливо оглядывая каждую – сначала естеством зрения, затем – в лупу. Практически каждый книжный лист – что-то да запечатлевал на себе: самое интересное – это были закладки, причем совершенно разнообразные – от конфетных фантиков – до засушенных древесных листиков. Не чурались: спичками, газетными обрывками,.. а один раз – Ему посчастливилось «откопать» длинную рыбью кость. Причем, надо заметить, что /книжный археолог/ занимался раскопками – не в абы каких первых попавшихся под руку книгах. Его интересовала /предметность/ - проявляющая разнообразие сущности читателя – в книгах по психологии, медицине, а также некоторых природоведческих изданиях. Одним словом, Он был кем-то вроде /естествоизыскателя/ - в самом что ни на есть буквальном смысле понятий - как личностной сущности, так и самого научного уклона.
…Книгочей никогда ничего не выкидывал – из найденного в книгах – более того – все свои находки Он классифицировал и, независимо от ценности, оригинальности и возраста, - коллекционировал. Была у Него даже некая хронология находок, особенно тех, что соотносились с определенной долей пикантности. Например, маленькие волоски, чья свойственность роста наблюдается лишь в интимных местах у человека. Таким образом, Он подписывал, что то-то и то-то обнаружено – там-то и там-то. Представьте себе, как восторженно значимо для /естествоизыскателя/ обнаружить лобковый волос – в издании по психологии, в главе под названием: «Явное содержание сновидения и скрытые его мысли» или «Теория либидо и нарциссизм».
…Иные экспонаты приходилось просто-таки в буквальном слове вырезать с частью страницы. Там в приклеенном виде имелись, например: раздавленные семечки огурцов, яблочные, арбузные семечки, длинная картофельная очистка…А однажды в одном из древних изданий учебника по природоведению Он с неистовством искушенного, но трепетного ценителя – в параграфе «Круговорот воды в природе» - обнаружил живописнейший помидорный отхарк. Видимо какой-то (теперь уже восьмидесятилетний) школьник ненароком испытал на себе всю непредсказуемость собственной физиологичности систем дыхания и пищеварения в контексте осмысления /предсказуемости/ физиологических процессов Земли (страница – естественно – была изъята полностью).
…Далее следовали запаховые анналы. Это была самая наисложнейшая часть коллекции – поскольку большей своей частью основывалась на ассоциативно-чувственном характере осмысления объекта. Некоторые из страниц носили запахи женских духов, другие – дешевого мужского табака, третьи – нафталина с покоящимися среди них гербариевоподобными молями. Видимо, кто-то на долгие годы забрасывал знания - /забрасываясь/ в /другую степь/.Встречались слипшиеся страницы каплями густой и непонятной консистенции – словно кто-то тем самым пытался выразить свой эмоционально-сексуальный протест, а быть может – восторг. Из одного, как Он помнил, /поверхностно медицинского словарика/ - высыпалась горка морского песка, а на параграфе «Переломы и вывихи» - им было обнаружено прозрачно-крылое южное насекомое – некоторым видом инвалидного вида… - /ушло к разделу закладок/.
Сегодняшние книги не принесли ничего особенно интересного – пожалуй, за исключением какого-то строгого /полулица/ - с разорванной надвое черно-белой фотографии. Пол-лица пристально смотрело на своего нового владельца и – также было отправлено в раздел закладок. /Половина любви, половина – ненависти, половина памяти – как таковой/ - нет, книгочей не признавал /сантиментов пожухлых чувств/ - предметность их сиюминутных проявлений (нелогичных подчас) – вот живой и неистребимый /дух/ ощущений, перед которым /время/ не властно! Единственное, чего коллекционер не терпел на страницах книг – так это надписей и пометок. Все это целенаправленно оставлено,.. не потеряно случайно, неконтролируемо, а значит, - и не подчувственно. /Вот что есть действительно истинное чувство – неподчувствие/. Когда чувство себя обнаруживает, а затем в силу человеческой склонности к самоанализу – характеризует – оно, это самое чувство – перестает быть чувством. Это - /самодостаточная копия/ и любой ее порыв – не будет разрассуден, т.е. чистосердечен – он будет прагматично разыгран. А предметность-то – частица /чистосердечного/!
…Он победоносно и самозабвенно обвел свою коллекцию внимательным взглядом пронзительно-ярких глаз, аккуратно сложил, убрал в стол, стол запер на ключ и вышел в комнату.
…В комнату из-за занавески меж комодом и стеной вышел лысеющий человек, слегка сутулый и как будто несколько усталый. Он безразлично-тусклым взглядом скользнул по комнате, как-то виновато улыбнулся своей жене, сел в кресло и тотчас же уснул… /Бесцветным – по бесцветному/…
***
-П.И.- № 1
Скрипки плавились в руках
По свечам – стекая слезно –
На заморских берегах –
Не расчерченных березно –
- Нет меня… и
- Нет Ее…
- Вот и славно - /ё-мое/!
***
-П.И.- № 2
Скромно Слон
из чащей ёлок –
Хоботульно протрубил –
Лета век - /ту-ту!/ -
не долог…
- Пожелтел и стал уныл…
Пораскаплился – полужно,
Облетел – не долетев
(Да и в общем-то не нужно)…
- Листоликость полукружно
Золотит прекрасных Дев… -
Сентябрями – что огласны
В первых стынях холода!..
Слоник вздрог и – «брысь» туда –
Чащей ёлок – безопасней –
Для ушей и для хвоста…
***
-П.И.- № 3
Одичалые погоды.
Одичалые погоды – В сердце бьются –
…Сердца такты
(Внесомненны эти факты –
ни по стари, ни в нови…)
- Востихийно остаются –
Что Ее озвучат чувство –
- Большего – и нет искусства –
- Сотворения Любви…
-СюрПОНТин-
… Даже до Его пробуждения – уже с самого раннего утра – все было /на грани/… -На грани неотвратимости дождя. Погода буквально набухала на глазах, буквально сочилась /ощущением неминуемого/… - было очень влажно и хотелось плакать – даже во сне…
… Дождь уже давно чиркал по стылому стеклу /безопасностью соприкосновений/, сливающихся в размытость – когда Он проснулся. Он полудремно потянулся – напряженно ощутив внутренне тугую вибрацию отдохнувших за ночь мышц. Провел по лицу ладонями и,…словно ожегшись, отнял их от лица… - болезненность нового назревшего прыща /ужалила/ нервом отчаяния – в давешне ночное спокойствие. И – его, этого ночного спокойствия – как не бывало. Он порывисто выметнулся из постели к зеркалу, оставив во след себе незримые клубы спрессованного за ночь под одеялом ярко-юношеского духа - томительного полового созревания. В правдиво-безучастном зеркале – Он увидел свою /трещащую/ прыщами, заспанную рожу. Треск перезревших прыщей был настолько явственен, что Он даже смаргивал Его /убийственной/ неожиданностью. И тут случилось то, чего Он боялся /всегда/ более возникновения новых прыщей… - невесть откуда в воздухе /заморгали/ бесстыже-смеющиеся выпуклые глаза Его любимой девушки. Они просто-таки закатывались от смеха – наблюдая Его обнаженное /бедствие/. Он шуганул глаза хлопком ладоней, и они, брызнув зеленой искристостью в разные стороны, - исчезли. Последнее время Он неустанно должен был себя контролировать, даже - /как будто/ - находясь в полном уединении. Неусыпная слежка Ее вездесущих глаз – не оставляла Ему никакой возможности на внешне-/непристойное/ малодушие. Например, в ванной они ехидно подглядывали за ним – в щелочку между штор, на кухне – часто /проявлялись/ среди груды грязной посуды, а в комнате как-то раз Он обнаружил их наглющий отблеск – прямо-таки под своим душным одеялом. Однажды Он гневно обрушился на /полноцелостность/ своей пассии – высказывая Ей ноту /интимного протеста/ за Ее бесцеремонное /востроглазое/ вторжение. Целостная девушка угрюмо выслушала Его, затем – вспыхнула полными щеками, назвала /озабоченным/ и – неделю не отвечала на Его телефонные звонки. С тех пор Он стал воспринимать отдельно: девушка – девушкой, а глаза – глазами; хотя где-то в глубине своего честного сердца усматривал во всем этом – некоторый /подвох/… Но…
… Итак, сегодняшнее дождливое утро было буквально обезображено разгулявшейся ни на шутку /дисгармонией/ гормонального уровня. Уровень – закипал, девушка – то бледнела, то краснела; /глаза/ беспрестанно таращились, личной жизни не было никакой, общественная, кстати, тоже хромала… В общем – и сегодняшнее утро не прибавило никакого оптимизма только что проснувшемуся молодому человеку.
… Он безразлично подошел к закапленному окну и стал смотреть /поперек/ мокрой и блестящей улицы. Машины /были/ - туда-сюда,.. люди, чуть медленнее, но тоже озабоченно; деревья просто покачивались, а за забором, что через дорогу, сидела мокрая статуя, вся потемневшая от невзгожей погоды. «Вот кому: что – прыщи, что – стихийное бедствие», - язвительно подумал Он своей всклокоченной со сна головой и пошел виртуозно бриться – ловко обривая малочисленные участки щетинистой кожи вокруг сонмов краснокипучих прыщей. День был – как утро… А под покровом дождливого вечера Он зашел в косметический магазин и, буквально давясь неловкостью, купил тюбик тонального крема для своего проблематичного лица. Придя домой и встав у зеркала в ванной, поминутно отмахиваясь от Ее заливающихся веселых глаз – Он густо наложил тональный крем пастозным мазком на свое страдальческое лицо и – стал похож на /повзрослевшую/ детскую куклу, которой какая-то нехорошая девочка повыдергивала половину волос. Оставшись эстетически недовольным своим /нелепым/ видом – Он отправился спать, даже не умывшись…
… Ночью Ему снились невнятные кошмары – будто Он женится на /Ее/ глазах, а женщина в /ЗАГСе/ , объявляя их /мужем и /просто глазами//, говорила также, что в человеке главное - /глаза/, а все остальное… - тут она своим взглядом недвусмысленно показывала на Его глухо застегнутую ширинку - /не главное/. При этом она как-то извиняющее улыбалась – как /физиологически/ бывает когда случайно невзначай – напоминают человеку о том, что всем доступно, а ему – нет… Он же в это время, даже в страшном сне, безотрывно смотрел на волнительно-пронзительную линию между ее грудями, лежащими как в корзине в глубоком декольте… И когда вскричали «Горько!», Он почему-то бросился целовать именно эту грудь, грудь /брачующего должностного лица/ - забыв про грустные глаза своей девушки, с которых капали золотые как кольца слезы и утопали в ворсистом паласе… Он даже проснулся от Ее /вопиющей печали/.
…Рассвет был мутным и серым – словно с похмелья. Утвердив, в который раз, сконцентрировано-мускулистым потягиванием молодую плоть, Он, не открывая глаз, осторожно коснулся своего лица и… О, ужас!... Что это? Руки ощутили своим прикосновением – нечто жесткое и холодное… Вскакивая в панике с постели к зеркалу, Он ощутил непривычный перевес своей головы. Она была давяще тяжела. Однако, все это были лишь неприятные ощущения… То, что увиделось Ему беспристрастностью отражения – сразило Его наповал. Он упал буквально – во весь рост – на пол, ударившись головой о батарею так, что гулко прогудело по всему девятиэтажному стояку. Но боли Он не почувствовал вовсе. И пусть – это было бы состоянием действенного аффекта, которым затормаживаются рефлексы… - дело оказалось в другом… На месте Его любимой головы – была голова статуи с соседней улицы. Это и подтвердилось посредством осторожного, но детального ощупывания того, что теперь /составляло/ сущность Его головы.
… Он неуверенно поднялся с пола, поддерживая /голову/ обеими руками. Волевым усилием продвинулся к зеркалу.
… Голова статуи естественно-физиологическим образом следовала от Его шеи и была стара и местами облуплена. В частности, у нее был глубоко отколот кончик носа и часть левого уха. Видимо, когда-то она была выкрашена темно-серой краской, которая теперь, в тепле квартиры, начинала слоисто отколупываться. Глаза статуи были стояче-бессмысленны, но почему-то все видели. После /осмотра/ состояние паники стало граничить с фактором безумия. Полдня Он шатался из комнаты в кухню, охватив голову руками. Иногда Он истерически забывался, и Ему казалось, что голова просто замерзла – до бесчувствия. Тогда Он бежал в ванну и совал голову под кипяток, наблюдая, как на дно раковины в струях парящей воды падают геометрические осколки темно-серой краски…
…Пытаясь заснуть, забыться, очнуться от напастей изощренного бесчеловечностью сна – во сне, Он лежал и внутренне аналитически созерцал свой вчерашний день. Дойдя до момента несправедливого, от неосознанности, /упрека/ статуи в /бесчувственности/, Он вновь, теперь буквально /своей головой/ ощутил вседейственную силу мысли, способной трансформироваться в реальность. /Провидение/ усмехнулось – Его же мыслями – Ему же в назидание - /не суди!/
… Теперь Он судил себя. Суд был бредовый и несправедливый – это было не /наказание/ - это было /издевательство/. За наказанием – бывает и следует раскаяние; бывает, что само по себе /раскаяние/ - весомей и мучительней всяких /законных/ наказаний и являет собой ничто иное - как /истинность/ наказания… Но /это/ - издевательство – не могло породить ничего другого, кроме как кромешного озлобления, замешанного на изощренном цинизме – и действующем безоговорочно мстительно. Конечно же, бывает, что и /несправедливость/ наказания чревата проявлениями агрессии и злобы, но – не безоговорочно, а /избирательно/. «Злоба и злоба, - воскликнет находчивый заседатель, – какая разница?» - «Большая разница, милостивейший государь… В одном сучае – это протест и местечковое сведение счетов, в другом же, в случае /издевательства/ - это КАРА всех и вся – посыл осознанного самоуничтожения своей души на все человеческое, дабы не повадно было так издеваться /ни людям/ /ни над людьми/.» - «Вселенское несогласие, - кстати как заметит внимательный адвокат, - с проявлением гуманизма». И провозглашает себя /великий обиженный/ - /судьей поневоле/.
…Он вдруг очнулся, но уже не поднимаясь почувствовал, что никаких изменений не произошло. Был легкий вечер, еще совсем ранний и потому не проникнутый насквозь электрическим светом.
…Он лежал и смотрел в потолок. Лежа – не поднимая головы – казалось, будто бы все как и прежде – те же мягкие волосы, те же прохладные уши, сальный нос, пухлые губы… и даже прыщи казались безумно родными, что уж там говорить о нетерпимости к самое себя. /Ее/ тревожные глаза были неподалеку – они участливо смотрели на него и было видно, что разделяют с ним его /боль/. Он простонал что-то ласковое – голос был эхоподобный, как из тоннеля. Ее глаза наполнились в ответ на это золотыми слезами. Слезы капали в вечернее пространство – светясь им пронзительно ярко,… прожигая вечер насквозь. Они смотрели друг на друга и сквозь сумерки – объяснялись взглядами – во взаимной любви.
… Пока Он тревожно дремал, /Ее/ глаза не оставляли Его ни на миг. Затем Он уснул, глубоко канув в беспамятство - как это бывает после эмоционально изнурительных терзаний, так и не нашедших выхода.
…Утро. В окне жидкий туман. Комната. . Трагичность воспоминаний тотчас же совпадает с подтверждающими их ощущениями. /Ее/ глаз рядом нет. Он хочет плакать – но не может плакать. Решение - /разрешение многоэтажностью/ - сверху вниз – вниз /головой/… - головой об асфальт – камнем по камню – сознанием по… Здесь Он мысленно поставил предусмотрительное многоточие, не пытаясь /охарактеризовать/ сущность асфальта, зато Он даже с некоторым удовольствием представил себя лежащим /вдалеке высоты/ с разбитой обескровленной головой, куски которой разлетелись /внутренне белым/ по /внешне черному/. Дети будут им потом рисовать стрелки (везде, где ни попадя) – играя в «Сыщики-разбойники».
…Он медленно, словно раздумывая, поднялся с постели, на которой сохранился отпечаток его /страдания/ и вперив пустые глазницы каменной головы в зеркало – с неистовой силою – спустя отчаянный вздох – ударил твердостью лба в податливую хрупкость стекла… Отражение вздрогнуло и звонко ссыпалось на пол - /природа/ зеркал подразумевает память на /состояния/, что время от времени /искажают/ чужими чертами чьи-то лица… Теперь /все/ остро поблескивало у него под ногами. Хрустя осколками, Он подошел к окну. В окне прозрачной белизной тумана текли красные струи… - отчего-то щипало глаза. Он протянул руку к раме окна. На руку горячо упала крупная красная капля – одна, затем – другая… Боль… Он поднес руки к голове – кровь – голова чувствительно саднит… Он бросился на пол к осколкам битого зеркала. Мозаичность осколков сквозь капающую на них кровь – фрагментарно угловато донесла /путанную суть/ разбитого лица… Его лица…
…Ванная. Холодная вода. Жжение. Розовая вертящаяся воронка в стоке раковины. Звонок в дверь…
…Он, держась за голову руками, словно боясь уронить – уже у двери. Замок. Дверь – на себя…
…Она стоит на площадке. /Ее глаза/ полны беспокойства и слез… Она сбивчиво говорит о каком-то /предчувствии/, кидаясь к Нему… Сквозняк уже открытого им окна – с силой захлопывает за Ней дверь…
/От серого – к ЛЯ-МАЖОРУ/
…Ветхо-рассветная /материя/ сна – протерлась-таки до бледного пробуждения. Пробуждение во всей своей зримой обескровленности трепетало перед Его заспанными в раскосье глазами. Он недовольно потянулся, глубоко втянул во все легкие прохладный, выстывший за ночь – бестемпераментностью – воздух комнаты – и выдохнул его под одеяло – для пущего тепла, укутавшись с головой – ради сохранения дремы… Явь, обыденно-безразлично севшая в изголовье кровати – в чистые простыни – буднично-пыльным плащом… - недоуменно пожала плечами, глядя на /нежелающего вставать/ и – была такова… Сбивчивый сон едва /магнитился/ к расплывчатой осознанности, которая, время от времени, /вспыхивала/ бытовыми мыслями – вспугивая и без того хилое забвение. Внутренне плюнув на все внешние беспокойства, Он деловито-ворчливо глубже и уютней пододеялово /заткнулся/ в постельную глубь, оставив в /пространстве обозримотелого/ - лишь голую пятку. Утренняя жизнь, словно теплое море о пребрежный камень – плескалось о Его пятку – ощутимо не тревожа ее…
Еще вчера, в это самое время, Он /уперто-обезразличенный/ - шел /вдоль/жизни… Сегодня же – безмятежно лежал /поперек/ ее – и был счастлив – даже в залатанном сне…
***
/ЛЯ-МИНОР/
…Его сигарета дымила сама по себе… Он же, в неплотно зашторенное окно - /как бы/ подглядывал жизнь. Ниспадающее пространство оконных штор - /не смыкающееся/ друг с другом /вслепую/ - раскосым разрезом – было подобно таинственному прищуру… - это был взгляд жизни в сизую комнату его одиночества… Окно… - ИХ единственное соприкосновение…
***
/Поливая цветы/
Осень на цветах –
Грустно на устах –
Тень от мысли мечется
Тетрадными листами…
………………………………………………………………………
-Только где же эта мысль?
- Только где же вещий смысл?
………………………………………………………………………
До зимы ль –
мне ждать цветенья,
Чтобы с уст –
- летело пенье?..
***
/Восторженный ДИЕЗ/
.Первые, слегка липкие и еще нежно-легкие белые снеги… с крыши крылосрываются – краем карниза – словно чайки… Плавно опадают в подножную белизну – с ней сливаясь… так и чайки сливаются с пенящейся волной… Потом эти краешки волн – вдруг – всплескиваются до небес и выше… Летают там белые… И снова крыши и снова снег…
***
/ДОМИ/НОР/НАНТА/
… Среди осеннее-облетелости, плоть до /черно-белого/ - фонтанировала одиноко-березовая лимонная желть… - да та, что и впотьмах светилась окрест и /кисло/ нисколько не было…
***
-М-
Даже /сиюминутность/ небезусловна... Безусловен – лишь свершившийся факт…
***
-М-
/Акцентированная замкнутость/
-Возраст – это время /терять/
И – время терять/ся/…
…Во избежании одиночества человек /расплачивается/ - неизбежностью потерь…
***
Сопереживание и сострадание – это /божественные/ ипостаси, – которыми возможно почувствовать себя /человеком/.
***
Луж отражение вздрогнуло –
Миром вздрогнуло…
И мир, разглядевши гримасу свою, -
- вздрогнул…
Листвою затрясся
-и тотчас опал…
Пытался обнять себя острыми сучьями,
Но до крови драл лишь –
Хмурое небо…
Что только глаза отвело
- Не закрыло - на все
- Но отвело лишь…
***
-ПМ-
Ненастье вершило миром. Небо висело так низко, что улицы казались долгими коридорами с закопченными потолками. Порывы промозглого ветра скрещивали безлисто-осенние черные ветки деревьев – словно сабли в поединке фехтовальщиков. Причем, исход таковых поединков, /разрешался/ - лишь бременем весны. Лужи пребывали в непроглядной скукоженности – лишая тем самым простуженный мир /осознавать/ себя – отраженчески…
…Она шла на работу. Спешила туда – неохотно. Она была всецело одинока,.. – от этого ее возвращение домой – было также неохотно, одиноко – неспешно неохотно… Путь был настолько привычен – что практически не замечался… Окружающее виделось – напрочь засвеченным фотографическим снимком. /Непредполагаемый формат с предположительностью идейного сюжета/.
…Маленький и мокрый щенок по всей вероятности прозрел лишь недавно, сохранив в своих – еще незначительных повадках – привычку подслеповато тыкаться носом. Он неуютно сидел на дне небольшой картонной коробки, что неуклюже стояла на стылом асфальте у ног какого-то безжалостно-смекалистого дядьки, что не случайно выбрал для продажи такой непогожий день, рассчитывая тем самым вызвать наибольшую степень людского сострадания к беззащитному существу. Щенок дробно и нахохлено дрожал, слизывая редкие капли дождя, - катящиеся картонными стенками, - нежно-розовым лепестком теплого язычка. Наверное, это было /единственное/ отвлекающее его природную чуткость от /изморосливой серости/ мирского безразличия. Щенок был черно-белый, с ушами уже довольно приметными, лапами кривоватыми и купированным хвостом – не иначе /породы/ спаниелевой… В конце концов он утомился возиться сам с собой, - ради тепла и ради развлечения, - мягко плюхнулся на живот, положив голову на передние лапы и грустно вздохнул. Вздох был глубокий и шумный (А что толку – скулить-то?)…
…Она склонилась над ним и потрепала мизинцем в складках его гладкошерстной шеи…
…Он открыл глаза, спросонья криво приподнял морду – и увидел над собой ее участливое, ласковое лицо…
…Его глаза были выразительно вишневыми…
…Ее глаза – чуткими и добрыми…
…Она улыбнулась…
…Он завильнул хвостом…
………………………………………………………………………………………
…Их счастливые отношения длятся и по сей день…
***
Человек – это /кокон/, и в сущности, /фактор/ жизненных условий – либо /раскрывает/ - ТЕБЯ ДЛЯ ТЕБЯ,.. либо – нет…
/Бирюзово-розовое/
По морозно-черному
Крап рябиново-красный
Стоит она, обреченная
- Вдоль дерева –
Обезлисто-бесстрастного…
…………………………………………………………………………………………………..
…И действительно, так оно и было. Небом предначертанное одиночество пронизывало вечер ознобом. Хотелось чаю и участия (хоть сколько-то хоть кого-то…) Ни того ни другого не было. Ее к себе жалость, для посторонних глаз - была незаметна. Вечер безнадежно утопал в неминуемости ночи. С шипением гася в ее тьме последние желтые огни чьей-то бессонницы.
…А /Душа-то/ - она ведь одна на всех! Ее мало осталось. Разодрали ее и растащили на /сувениры/ - любители повыставлять свою /веру/ напоказ, да вечно и во всем сомневающиеся. Теперь она трепещет лоскутьями, сквозит сквозь /незалатанность/ ее дыр. Порочность человеческая… Породился с этим в связи /конфликт/, и не только человека с человеком, но и человека с Природой. Таковые условия /сосуществования/ наиестественнейшим образом /культивируют/ - энергии зла и добра. Мир стал пронзительно остр и концентрированно черно-бел. Среди людей (т.е. будучи человеком) отсидеться в /серости/ теперь – не представляется возможным! Либо ты - /материал/, либо ты - /одухотворение\ (земное) вышеозначенных величин. /Безучастных/ - нет… Можно лишь допустить, что /они/ где-то выше… Субъективно же /воссоздается/ человек именно /там/ (на недосягаемых отсюда высотах) – воссоздается своим /духовным началом/ (мыслями, поступками). Любой /порыв/ - есть сослагательность /свето-теневой/ природы становления сущности твоего /ответствия/… Это только глупым или сознательно обманывающим себя кажется – будто /земной ритм/ смешал /все/ в одной воронке /конечности бытия/. Кстати; сие уже проходили: /человечество будет до тех пор «заниматься» /освоением/ Земли, покуда Земля не перестанет смывать его /всемирным потопом/ - подобно говну в унитазе//. В идеале понимания /идеи/ возможно допустить, что человечество прежде всего – неспособно /оправдаться/ перед статусом своей же человечности. (Зато о Боге разговоров много…)
…Девушка озябшая, Девушка под деревом рябины, начинающимися ночными заморозками – ярчайшая характеристика /«человечности» как таковой/. Кстати, некоторые (простите за выражение) просто-напросто валяются под нашими ногами и мы (хоть раз да все без исключения) – отворачиваясь, перешагиваем через человека… (Это к вопросу о сослагательности /свето-теневой/ природы становления сущности твоего ответствия: отсюда – туда!)
…Девушка зябла и Душа пыталась прикрыть ее от мирских бед. Душа пыталась накинуть себя на ее плечи и хоть краешком своей /материи/ коснуться кого-то из случайных прохожих. Но ее не хватало… Она тянулась и трещала, расползаясь на отдельные нитки… Девушку замечали, но никто не подходил к ней… Душа металась от одного прохожего к другому – какому-то дядечке даже глаза умудрилась застить собой на миг,.. но он лишь запнулся и чертыхнулся /грязно/, да так, что окурком своим прожег краешек мятежной Души… /Может тогда человечество спасет Душу, когда поймет, что /призванность ее ради/ нас изнывает куда больше сознанием того, что не может она нам помочь – поскольку мы… - этого не хотим… Спасешь Душу – себя спасешь…
В конце концов Девушка заболела и вскоре умерла… Ее лечил Доктор, никогда не испытавший боли, боявшийся этой боли и представлявший боль – лишь теоретически. Каждый пациент был для него болезненным олицетворением его грядущих страданий. Он /безучастно/ назначил (с научной точки зрения) – верный курс лечения… С точки зрения /сердечной/ - утомленно отмахнулся…
…В бюро ритуальных услуг все было /монотонно/ - как в непогоду на кладбище – серо… Среди /концентрированности/ черно-белого, лишь кладбищу позволительно быть серым. Это - /граница/ между /порывом и ответствием/… Кладбище – ничто иное как /кладовая мощей/ вне коих соприкоснешься с Душой, испытав /уже собою/ ее за тебя страдания… И наверное, очень мало кому будет не стыдно, и не больно и не противно – за то, что /ты/ был…
…А потом /они вместе/ прилетели под ту рябину. Грязь ядовито не блестела, был первый снег… Со /смертью/ Девушки Души стало немного больше…
/Фиолетово-бимольно/
…Они встречались в обстановке – сколь обычной – столь же и странной… Это была комната: массивный стол, старый шифоньер с произвольно и скрипуче растворяющейся дверью и выпускающий тем самым из своего нутра прозрачный нафталиновый дух, половички на полу подскальзывающие хождение, розовые – подслеповатым рисунком обои…и… ее ПАПА, безотрывно глядящий на экран черно-белого телевизора. Телевизор мелькал, рябил и гудел – а папа все это смотрел. Глаза его были натужно прищурены – как бывает у людей силящихся дорасслышать, рот, от подобного отрешения сосредоточенностью приоскален… В тусклых проблесках дюралевых зубов оскал был характерен и впечатляющ.
…Первый раз, придя к ней в гости и увидев подобное – он нисколько не был удивлен, полагая, что папаня опосля неизбежного /представления во знакомстве/ - ретируется – вон из комнаты. Да не тут-то было. Его приход не был удостоен даже поворота головы. Поначалу он несколько смутился, позже – пообвыкся; телевизор мешал своим внешне раздражающим фактором…ее отец – как будто бы мешал меньше – поскольку олицетворял собою – лишь /присутствие/… Ничего не комментируя, ничего не спрашивая, даже не меняя положения сидел и все… И так было из вечера в вечер… За все это время /папина дочка/ раза два обмолвилась фразами – что вроде - /не обращай внимания/… Но как не обращать, позвольте спросить?.. есть, в конце концов, кухня, есть – улица, приятели-соседи?.. Словно заколдованный, сидел старикан и каким-либо проблескам в своих бесцветных глазах – был обязан лишь телевизору…
…Он ходил к ней домой – потому что она наотрез отказывалась встречаться где-либо. Отказывалась и все!.. – мотивируя – какими-то ощущениями, точнее, ощущениями каких-то неудобств вне своего дома. Дома, видимо, считала она, все весьма естественно и удобно – включая мумифицированного родителя…
Сценарий вечера: они садятся друг напротив друга, пьют спитой чай, пахнущий предчувствием чего-то не очень хорошего, обмениваются унылыми фразами:/весна ранняя, зима не снежная, обещали вот дружную, но не тает никак, у кого-то болят кости – видимо, к похолоданию, как дела в институте – сто лет бы его не видать/… и все в том же бесстрастном духе. Потом - /все трое/ смотрели телевизор. Сидели молча. Блики мельтешили по лицам. Однажды он задремал и уронил голову на стол – раздался звон чашек по блюдцам и ложек, что в чашках… И что интересно: ни папа ни дочка – даже не поглядели в его сторону. Подобными вечерами ему хотелось выть…
…Сто раз он зарекался не возвращаться сюда, ставил ей условия, грозился бросить – а она словно вода – всплеснешь – успокоится..., точнее, даже не вода, а кисель, что и всплеснуть-то – надо умудриться… Что-то все-таки влекло его сюда – интерес что ли (чем все это закончится), одиночество ли, безделье… Чувственность /здесь/ и не предполагалась – куда там – ТОСКА - стерегущая сама себя,.. стерегущая надежно и замкнуто.
… Как-то раз она вышла на кухню и /видимо/ мыла там свои чашки да блюдца. Он, оглянувшись на дверь кухни, быстро подался над столом и тронул рукой ее отца. Тело качнулось, однако, за этим не последовало никакой реакции. В другой (удобный момент) он махал ладонью перед глазами безмолвного телемана – ничего. А в один «прекрасный» момент изловчился и довольно сильно дал сидящей фигуре щелчок по уху… С тех пор, как только она выходила из комнаты, он начинал буквально издеваться над ее престарелым родителем: выливал чай ему за шиворот, дул в уши, зажимал непродолжительно нос, раскачивал из стороны в сторону, а однажды даже хотел попытаться вытащить из-под того стул, да не успел - услышал из кухни ее шаги. И казаться вдруг стало ему, что становится она все серьезней и мрачной, более сдержанной и менее приветливой, в глаза его не смотрит, руки избегает давать на прощание.
…А в него – словно /бес вселился/ - издевкам над ее отцом – нет конца-края… «Изведу, - думает он, - Вас таких сяких – непонятных, коли мне спокойно жить не даете. И действительно: и он то мается и ночью и днем, злобной изобретательности и коварству своему дивится – откуда, мол? Однако ж, поделать с собой не может ничего – будто и сам - /не сам/ и месть чья-то им правит, уродуя, болезненно уродуя душу его. А душа стенает, но то – злобострастие, вопиющее этими стенаниями – и распаляется. И чувствует он, что /вместилище/ он, тело его – как для доброго, так и для злого; пытался не ходить более к ним… ноги сами дорогу находят. И что самое страшное – страдания его застятся лишь тогда, когда мучает он старика – отца девушки своей… Исхудала девушка, осунулась, потемнела вся. откроет теперь дверь и шарахается в сторону, глазами с ним не встречается, чаю не предлагает, слов даже избегает… - забьется в угол и сидит, наблюдает за тем, что он /вытворяет/. Как-то, в момент /прозрения/ увиделась она ему – душою его измученной и заплакал было он, но поперхнулся слезами и уж не плач это, но смех дикий и неистовый… Схватил табурет и по телевизору грохнул… Хлопнуло что-то, причем будто бы где-то внутри /всего сущего/… свет низвергся во тьму и тьма воцарилась… Вздрогнул он, уязвимым себя почувствовал, как раньше, отторгнулось словно что-то из него, покинуло – легче стало и страшно панически. На ощупь пошел он к выходу, натыкался, падал, шел, плакал, прощения просил, ползком искал /выхода/… Вдруг наткнулся на что-то мягкое, теплое. Пошатываясь, подниматься стал, глаза слезы режут, голос слезами скомкан. Поднялся было… руками ощупывает – лицо это – ЧЬЕ ЖЕ ? Стоит ее отец перед ним – взгляд такой… - до /момента рождения прожигает и жалеешь, что и родился-то/, лицо ненавистью свело, волосы седые ощетинились, холодом подернувшись… - /Ненавижу… Ненавижу тебя!!!/ - прошипел отец и такой повеяло ото всего этого жутью, что сознание отказалось при всем том присутствовать…
…Он думал, что умер уже… Было темно и сыро, что-то подтачивало слух… Просветление чьим-то голосом… Ее лицо, склонившееся над ним, мокрое полотенце на его лбу… Он приподнимается на локтях… Та же комната, стол, чашки с темными кромками чуть застоявшегося, но все же допитого чая, опрокинутая табуретка, включенный телевизор, ее отец, привычно сидящий (как и всегда!) – напротив экрана…
…Голова сквозит и ноет… Он прощается… в прихожей она как-то загадочно на него смотрит и протягивает свою руку… Он протягивает свою, ощущая в ее руке бумажный комочек… Подъезд, темная площадка, опять темная… - вот свет… Он дрожащими пальцами разворачивает записку, в которой его же почерком написано: /В моей смерти прошу никого не винить/…
***
/Я – пантеист/
Нашу /убогую/ неспособность /слиться/ с ПРИРОДОЙ – мы, не иначе как /жестокостью/ выставляем – это ее, /природы/, т.е. соответственно в отношении нас – таковая немилость…/Не можем мы (сирые) уразуметь, что – ни к чему ей - - позволять нам сие – ничего общего!.. – так какое же тут снизойденье… Вот взаимотерпение, основанное (уж коли не на любви) на уважении – более-менее обусловит СОСУЩЕСТВОВАНИЕ/
***
/К/
Внешне подтаяло –
Погрустнев – внутренне…
Ложусь с упованием
На мудрость на утреннюю…
Вне разрешимости
Дум предночевных –
Нет погрешимости
В снах предначертанных…
Слякотью полночи
В дрему закутавшись –
Душа ищет помощи
В вещесть снов вслушавшись…
***
Нежелание думать – оборачивается неизбежной атрофией ума
***
/Неоспоримость ключевого
в растабуированно-лексическом
ключе/
***
…Не то должно тревожить:
- Употреблять мясо, -
- не употреблять?..
Другое:
- Человек ты,
или – б..дь…
***
Умение /сопереживать/ кому бы то ни было(!) – в идеале – есть фактическое /замещение/ всего кодекса тех общественных законов, в основе которых лежит – СТРАХ перед наказанием за содеянное…
P.S. А уж /религия/ тем более не должна трактоваться – как толкователь /грядущего страшного(!) суда/ со всеми муками этим судом уготованными…
- Суд Божий – вершится на земле
- И что может быть светлее и искреннее – чем ВЕРА – которая не в связи с чем-то (опять же страх перед наказанием за содеянное) – но по ДОБРОЙ ВОЛЕ, ибо лучшего и нет ничего, а жизни смысл – в УСТРЕМЛЕНИИ к этому…
***
Искренность – единственная /точка соприкосновения/ с ПРОВИДЕНИЕМ…
/Все остальное – бесконечность многоточия оставляемого человеческим неведением/
***
/Февраль замечательный/
Снег – глубок моим шагом,
Падением – мягок.
Я проталинно-влаго
Проникнусь – коль лягу
Убаюкают снеги –
Иссине-нежно
И суГРОБно – навеки
Усну – безмятежно
А весенней порою
Мной напитанно-землие
Брызнет первой травою –
И будет всем - зелено…
***
/-МАТИССУ-/
Отсутствие цвета –
Цветом – осмысленно –
/Там/ будет сквозняк –
Где щели нет даже…
Пастозьем – мазки
На холстине повисли
И /всплеск/ - ДУХ СОЦВЕТЬЯ –
/Порывом/ украшен…
/Всем, всем, всем!…
и Л.У. прежде всего/
Личико нежное –
Плачем таяло
Реснички посмежились –
Душою измаянной
***
Трепетносердию –
Немножко участия
В чем?..
-Как ни в этом –
Душевное счастье…
***
/-3*С/
Повстречавшись раз с цветком –
В окнах незнакомых
Алоэцепкою рукой
Гладь стеколья тронул –
-Вишь
-не скомкалось
- нисколько
- лишь…
- Раскружилась от /нуля/ -
- В бесконечность кружия –
- Закоснелость бытия –
- Развеселым кружевом…
- ХИ –
/Прерывистый цикл рассказов – зарисовок
о художнике Ивакове – (ХИ)/
…Как-то раз, скользкой для ходьбы улицей, художник Иваков шел с тяжелым этюдником с пленэра (художник Иваков был скромный человек и не смотря на труднопроизносимую витиеватость нерусского слова - /мусьем/ себя не мнил). Он шел и то и дело поскальзывался. Навстречу ему шла какая-то собачонка и старушонка – при ней. В один из несчастливых моментов пути художник Иваков поскользнулся и неуклонно стал падать. Траектория полета его тяжеленного этюдника была еще более выразительна. Сначала упал Иваков и затем – этюдник. Иваков упал задницей об наледь, а этюдник внушительно шлепнул по собачонке. Художник ойкнул, собачонка пискнула, старушонка заголосила. Когда этюдник приподняли, то увидели совершенно плоскую собаку (словно для гербария), мохнатым ковриком лежащую на снегу. Старушонка кудахтала и заламывала руки, Иваков оправдательно мычал – руками разводя, собачонка (приказав долго жить – желательно не собачьей жизнью) – лапками не сучила и хвостом не виляла…
…Художник Иваков отличался творческой находчивостью: он расписал холст красками - /радужных воспоминаний старушечьего детства, наклеил посередине – плоскую собаку, все /это/ вставил в богатую раму (кои так любят все обыватели) и подарил старушке. Теперь это произведение (печали и находчивости) украшает старушкину коммунальную обитель…
- ХИ –
…Художник Иваков – хоть и был (по-своему) гениален, но таковым себя не считал – и по сему – люди искренне тянулись к нему: одним – он помогал делать вечный ремонт, другим – выгуливать пса, третьим – чинить велосипед, четвертым – убирать картошку, пятые – не возвращали ему долги, а шестые… (хотя нет, это уже из разряда очень личного).
-ХИ –
…Как-то произошел с художником Иваковым следующий курьез. Он пригласил к себе даму – на предмет перспективы супружеских отношений. В разговоре с вышеозначенной особой – бранных слов – не употреблял, но пил – весьма много. Через эту /количественность/ ему оказалось не по силам совершить то, ради чего – дама была приглашена, а именно – написать ее портрет…
… По утру, проснувшись с болезнью похмельной головы, художник Иваков обнаружил следующее душераздирающее послание, коряво нацарапанное углем на дорогой бумаге для акварели: ушла к фотографу, они – всегда в можжах…
-ХИ –
…Один театральный деятель заказал художнику Ивакову свой портрет. А поскольку он (этот самый третьеразрядный статист) был человек очень занятой (запои, выходы из запоев, снова запои) – он дал Ивакову свою черно-белую фотокарточку (времен своей закулисной молодости) и попросил /изображать/ именно с нее. Для фона, на котором должен был фигурировать сей невыразительный лик /деятельно/ было предложено изображение каких-то колосящихся хлебных полей из старого отрывного календаря…
…Иваков взялся за работу – поскольку был – как безотказен, так и талантлив. Написав портрет деятеля, художник Иваков вручил его заказчику в теплой и дружеской обстановке скособоченной и липкой пивнушки. Восторгам не было предела, пиво было теплое, а гонорар несколько отсрочен…
…С тех пор прошло полгода – ни денег, ни «здрасьте-пожалста»… Вот так незаслуженно обижаю одаренных художников (из говна делающих конфетку) – некоторые заслуженные деятели искусств.
- ХИ –
…Однажды художник Иваков решил бросить /безденежную/ живопись ради денежной торговли китайскими сланцами и не менее китайскими трико с лампасами. Сии настроения обуяли его по причине влюбленности в девушку с материальной озабоченностью. Иваков уже прикидывал эскизы своего лотка – для пущего привлечения потенциальных спортсменов-любителей. К счастью (для искусства), дальше замыслов не пошло – девица улизнула с темпераментным торговцем изюмом в направлении художнику Ивакову неизвестном (впрочем, как и торговке рыбой, имеющей с «изюмцем» прочную торговую связь)…
… Так художник Иваков остался в /искусстве ради искусства/ - выписав свои личностные драмы весьма и весьма живописно…
- ХИ –
… Художник Иваков был большим любителем велосипедных прогулок. Уедет, бывало, от людей (квартала эдак за два) и наслаждается новизной пейзажа и незнакомостью встречных лиц. Собаки колеса кусают, а он едет и набирается художественных впечатлений. Одно из /впечатлений/ выделилось - своей пышногрудостью и яркоглазостью. Художник Иваков сие узрел – как бы обретя цель непринужденного катания. Он вынужденно описал три круга вокруг интеллигентно-созерцательного объекта /вдохновения и чувственности/. /Объект/ видимо тоже заприметил /созерцателя/, что был подобен спутнику вело-вращающемуся вокруг своей оси. Во время вращения /художественно-спутниковый/ Иваков перебирал в востроженном уме возможные предлоги для знакомства. Самым занятым и действенным ( и по степени искреннего натурализма в том числе) было предложение – сотворчества – известный в /природе/ благообразный тандем – Художник и его Муза (модель по совместимости). Радиус двухколесных окружий стал неизбежно сужаться. Вдруг художник Иваков вспомнил, что он без носков (сандалии на босу ногу), у него вытянутое на коленях трико (рваное в нескольких местах) и недельно небритые щеки. О том, что он художник, могли свидетельствовать лишь руки в неотмывности масляной краски. Руки были разноцветны, словно – живая палитра…
…Так нерешительность художника Ивакова спутала все /житейские карты/, но послужила мощным импульсом к написанию живописного полотна под названием: «Сквер, полный одиночества» (кого или что Иваков имел в виду – остается не ясно)…
- ХИ –
…Художник Иваков волею /искусительного/ случая как-то раз оказался – на /седьмом небе/ горделивого восторга. Дело было так: на одном из творческих вечеров, посвященных /23 февраля/ (при чем тут творчество?.. – ну да ладно)… - итак, одним словом, в самый разгар, вернее даже - /застольный угар/ сего события три разные дамы (естественно, не сговариваясь) – объяснились Ивакову в любви. Причем, две из них чуть было не передрались из-за переполнявших их чувств. Однако, не подрались вот – поскольку люди все /творческие/, воспитанные среди изящного, им же, т.е. изящным напитанные… ну там выпили лишку - и с /творческими/ бывает…
…Вследствие сего, а именно: протрезвев, опьянев и вновь протрезвев, художник Иваков – осознал свою мужескую значимость в восторженных и многообещающих женских глазах – сразу /три пары/ глаз и ни /глазом/ меньше!
…Всю неделю художник Иваков - / «разбрасывал камни» / - поистратился несколько и поистаскался… Но самым неприятным явилось осознание того, что за /семь дней/ чувственного эпикурейства и (не побоимся этого слова) – местечкового сибаритства, сдобренного женской негой и красным молдавским вином – он ничегошеньки не написал, не удостоил /идейность чистого искусства/ - даже маломальским эскизом…
…/Здравый смысл/, возвернувшийся с неизбежным аскетизмом – проблеснул в голове Ивакова следующим постулатом - /в доступном – нет вдохновения/…, а муза (кстати сказать) требует того, чтобы ее пестовали, несмотря подчас на мучительность сего процесса – истинно творческого – тогда только она одаривает вдохновением… В противном же случае ее /не сыскать/ - ни на творческих вечерах, ни в записных книжицах, кои украшают самые незаурядные телефоны /земных/ поклонниц…
***
/Минус три часа сна…/
Пространственновзглядье –
(по окнам ты смотришь,
иль – из окна) –
Лишь в снах – безусловно…
Сквозь взгляд твой
-/нечаянно/ -
тысячи зрят –
И /внутренний образ/ -
Тем застят изрядно –
Весьма
и
весьма –
многослойно…
***
/19.50/
Вдоль фонаря
- тьма
- в проблесках колких –
- снега –
Льнет – поперек меня…
Ветер тугой –
Все туже –
Гитарною колкой
-негу-
Дремотного вечера – тянет
- сквозь заполночь,
- что к утру полиняет…
***
- цикЛично-
- Слева от вечера – дерево стволится – в небо – сквозь небо – снегом белоспадающе стеляще - мягко – под ноги – со/стояние/ - зябко – справа – от дерева –
***
Снегом – день – слеп
Ночь глуха – темнотой
Этой жизни –
четвертый десяток лет –
С этой стороны…
- а с той…-
Исчисленье иных времен –
Толкование сути иной –
Непрерывная /одноименность/
- В мудром свете ЛУНЫ –
Незабвенная окрыленность…
- ТО – чего лишь касаются сны…
- ХИ –
…Случилось как-то, что художник Иваков решил круто изменить свою жизнь… (нет,.. слово «круто» - не отражает всей серьезности и глубины замысла)… Итак: художник Иваков решил все изменить «в корне» – словно заново родиться – не теряя, естественно, свой, на сегодняшний день – сорокаоднолетний возраст…
… Перестал стричься, бриться, есть мясо и употреблять алкоголь… Старых друзей – также перестал навещать – те потыркались-потыркались в свою очередь (с беспокойством) в его /негостеприимные двери/ - да и плюнули…
…Через месяц художника Ивакова уже трудно было узнать,.. а через месяц и /три/ дня – кто-то из тех, кого Иваков не соизволил позвать за собой в грядущесть /личностно-светлого/ будущего, рассказывал /себе подобным/ - мол, видел – идет художник Иваков почти невесомый и просветленный, рядом с ним Муза, точнее, лишь ее /призрачный/ силуэт… Оба вдохновенные и устремленные… Мясные и винные отделы безразлично минуя… только вот одна небольшая деталь (здесь рассказчик делает прицельную паузу, меняясь лицом – с беспечного на серьезное (с голосом те же метаморфозы, где даже минорно- трагическая нотка вкралась)): не в силах Иваков уже этюдник носить, лишь легонькая папочка для эскизов…
…Погрустнело собрание «отголосков» прежней жизни художника Ивакова. Вздохнули все и выпили,.. потом – еще,.. а потом (да чего уж там за обиды) договорились взять Ивакова на поруки – ну хотя бы – (ведь тот гордый Иваков-то) - хотя бы этюдник за ним носить по очереди, ну а там… там – видно будет…
***
- М –
В этой жизни – самое /тяже/лое/ слово – НИКОГДА,.. другие слова люди еще силятся – «надувать»…
***
- М –
Жизнь - /испытание/ ВЕРОЙ
***
/От песни П.Н.М./
Ее волосы – пахли снегом
Ее волосы – медом пахли
А локоны те – навивали лианность
Медные раскудри – плавились солнцем
Русые косы – чуть ниже попы
Те – смолятся черным ручьем по плечам
- Мягкие, гладкие, пышные, теплые…
Но, чтобы, как НЕБО,
- Я не встречал…
***
Иные звуки подобны беспросветности, стоит только им смолкнуть, как на /глазах/ - в сознании – буквально все просветляется,.. затем проясняется… - и ты уже говоришь, нет – кричишь, или даже трубишь своей /просветленностью/…- /взбаламучивая/ даже тех, кто тебя об этом не просит… И вот уж вокруг – все темней и темней - /источником света/…
***
/2003/
/Искусство вообще/, по большому счету – ничего в /этом мире/ не меняет… Более того, оно опошлено уже /до некуда/ тем, что его продают и покупают… Таким образом, из разряда /божественного: ТВОРЕЦ – ТВОРЧЕСТВО/ - оно перешло в сугубо функциональный аспект, хотя, безусловно, не все…
…Творчество, теперь уже речь идет о конкретно взятом человеке – мыслящего самое себя – творцом (не иначе как!) – подобно (для него – вырождающегося посредством…) – живой или мертвой воде – либо /она/ его воскрешает, либо – убивает… Это и есть то самое /представление/, которое все остальные наблюдают. Кстати, в /действительно творчестве/ (не забывайте о –ВОДЕ-) – нет и не может быть (исключительность – неповторима) – ни адептов, ни эпигонов… - это распространяется лишь на /образ жизни/. И подобное /повторение, подражание, подмазюкивание, подигрывание/ - не способно никого не убить, не воскресить… Одним словом – то. что мы с вами имеем… - убивая себя более /примитивными способами/, а о воскрешении говоря, как о /несусветном ЧУДЕ/.
***
- М –
Последний шаг – это когда вода еще не сомкнулась над головой, а круги уже вовсю – идут по воде…
***
… Лишь только /неисповедальностью одиночества/ - возможно РАСЧУВСТВОВАТЬ вечность…
***
/ … /
До дыр – на НЕЕ –
все глаза проглядел
Предчувствие близости –
тронуло тело…
Покуда в глазницах –
тьма искушенья –
Не будет конца –
ощущенью…
***
/ Эпитафия /
- Все – стер снег и – все –
- ХИ –
… Приспичило как-то вдруг художнику Ивакову жениться… Он, кстати, так и заявил: «Во что бы то ни стало!..»
…В творческих присутствиях Иваков появлялся теперь с дамами: то с одной, то – с другой, бывало, что и – с третей. Чем более естественным и привычным становилось сие /явление/ для всех – тем более грустно и удрученно выглядевшим – казался Иваков.
… Проговорился однажды, плохо сдерживая – срывающее голос – подвыпившее отчаяние: «Нету в этом, во всем порыва, ожидания нету, томления души, предчувствия что ли,.. словно – по /разыгранному заранее/ живьем, хоть и жить еще вроде не начали… Будто уже видим все наперед – то, что тайной должно быть и краски буквально сохнут от этого непонятного чувства – холста не коснувшись… А потом…» – еще более осунувшись лицом, добавил он, - «Куда?.. за /порывом-то/ ходить, где подстерегать-то /теперь/ его… - ведь никак без порыва-то не творится… А что тут: обман, слезы, ну водка, конечно, дети…» – тут Иваков сделал страдальческую паузу и закрыл на все это глаза… - «Дети… - возможно даже… Нет, нет – не могу так, пусть все будет, как было»… Друзья рыдали и наливали,… а Иваков в уединенности /честной своей/ - стал, как и прежде – высокохудожественен…
***
/БЕЗРАДУЖНО/
(на первый взгляд)
Тот, кого /мало/ осталось –
струнливо цепляет – за жалость
- Предчувствие неизбежности,
что любви лишено
и нежности
И жалости слезной –
Им, не было вовсе…
………………………………………………………………………..
- /По истечении – малого –
просим/…
***
/К светлому диезу/
Тонко/волторно/ -
Медно – звуково –
Птица – пронизывает – ВОЛЮ…
От края неба –
до края…
Смычково/росчерково/ -
вдо/воль/ играя –
Пространство – пополам деля:
- От маеты земной
- до в/небесного/ устремленья…
***
/ Собакам и людям /
Стылый ветер в конуре
Тронул песью морду…
Песа – тотчас же и взвыл –
В ля-минор – аккордно…
Ветер – взмыл
- тоски созвучья –
Где-то может по утру –
Выжмут слезность грустной тучи,..
Что крокаплет конуру…
***
/Песно/пенно/
Дождь бежал мелкой рысью – все живое едва успевало промокать за ним – затем – болезненно расчихавшись, отстало вовсе – уныло явило собой – крапленое дрожайше/дрожащее отражение – в мутной луже – став частью сущего…
***
Есть люди, рождающиеся в Англии – это англичане, есть те, которые в Дании – этих называют датчанами, в России – русские… Некоторые рождаются танцорами, бывает, что и поэтами, приглядишься – и художники тут как тут… И не смотря на то, что национально-географические закономерности более чем - /предсказуемы/, существует еще и так называемая - /личностно-творческая география/, когда та или иная стихия ИСКУССТВА - /одаривает/ именно тебя, проявляет самое себя твоим посредством,.. а то, что иной /потенциальный/ скрипач скрипачом не становится – так и не всяк /немец/ - немцем себя считает…
***
Выбор – это саомотдача.
/ПМ – на фоне цвета/
…Он встретил Ее на улице…
- Вы врач? – спросил Он.
- Нет..., - недоуменно пожав плечами, ответила Она.
- Девушка, послушайте… - /не отставал/ Он, - представьте себе, если бы мы с Вами сейчас одели белые халаты и шли по улице. Причем шли нервозно и озабоченно. У людей – белые халаты всегда ассоциируются с медициной, а медицина – с болью. А мы бы шли, неистово развиваясь белыми полами и перед нами бы все расступались… А если бы еще ко всему прочему заляпали халаты красной акварелью – на нас бы смотрели безотрывно и показывали бы пальцами нам вслед. Вокруг неминуемо нарастала б тревога. И вот уже кто-то из прохожих не выдерживает и участливо спрашивает нас – дескать, не случилось ли что,.. но мы лишь бросаем на него утомленно-трагический взгляд и просто-напросто отмахиваемся – как отмахиваются /исключая/ - от того, что не способно ни на что повлиять… Прохожий в смятенном недоумении разводит руками, привлекая этим еще большее внимание к происходящему. Старушки уже начинают вопросительно голосить. А мы с вами продолжаем идти и, не обращая ни на кого внимание, что-то показываем друг другу – в таком-то направлении. Поверьте, вся улица тут же обернется в ту же сторону. Молодые матери, держащие за руки своих детей, проникаются сущей нервозностью – практически со старушечьими отголосками. Они крепко сжимают руки детей в своих руках – опасливо озираясь по сторонам. Дети, реагируя на материнские импульсы, начинают неистово выть,.. а что может быть ужасней, сердцераздирающей – детского крика…А если нескольких детей одновременно… Ага, вот тут и доходит очередь до мужской половины. Эти нервничают не менее, а то и более всех вышеперечисленных. Но они не показывают вида и пытаются, как они это называют, /контролировать ситуацию/… Голоса их от волнения делаются то хрипло-сиплые, то фальцетоподобные и дрожащие… И если старушки озабочены лишь собой, женщины – детьми, то мужчины – неистово (те, кто посмелей) начинают искать - /врага/… Мужчина не может быть долго в неведении – чувствуя на себе неосознанное давление… Кто-то из мужчин первый впадает в панику… Что-то крикнет, кинется прочь, возможно даже схватится за голову руками… Это никогда не происходит с теми мужчинами, которые – не одни – поскольку им есть, кого защищать, но вот когда мужчина один – он морально слаб… И если с ним не происходило ничего подобного – он спасует… Ведь /природа самоутверждения/ мужчины построена большей частью – на чьей-то (исключительно женской) /внешней оценочности/… Что самое главное: покуда голосят бабульки и дети – это лишь только напряжение… Стоит заголосить мужчине – это уже ПАНИКА… Несмотря на /уязвимость/ мужской природы самоутверждения, и даже малые силы физическме – мужчина в аналогичных, критических ситуациях – рассматривается как защитник, как оплот, как гарантия… Даже, если складывается так, что мужчина только один среди женщин и детей – все равно, все смотрят на него, как на последнюю надежду… Но это лишь, когда смотрят, или тем более, взывают к помощи… В нашем с Вами случае, улица полна и праздных мужчин – которые сродни /детонатору/… Кстати, на фоне всего этого, простите за /цинизм/, действа – сигналы машин кажутся зловеще-пронзительными, а что говорить о вое сирены…….
- Девушка, девушка… - не унимался парень, - В то время, как город превратится в хаос, мы с Вами будем тихонько отсиживаться где-нибудь в укромном месте,.. или же нет, зачем в укромном – мы будем стоять на балконе многоэтажного дома и сверху взирать на то, что /мы/ - вдумайтесь только, мы вдвоем – сотворили… Кстати, паника так быстро не закончится, покуда /причина/ не установлена… Самое страшное то, что эту самую причину не удастся установить… О нас с Вами забудут тут же – поверьте, появятся /тысячи/ /подозрений/ в отношении того-то и того-то, что гораздо существенно на взгляд обывателя, чем люди в белых халатах, как раз таки /призванные!/ оказывать помощь…
- Вы идиот? – отрывисто спросила девушка…
- Вовсе нет, - недоуменно ответил Он, - просто я хотел продемонстрировать Вам, на что способны мои идеи…
…Она бросила на Него почти умоляющий взгляд и прошептала:
- Отстаньте же от меня, наконец…
- Хорошо, - добродушно ответил Он, - только помните всегда: понятия /верха/ и /низа/ весьма относительны и то, что Вы вчера холодно отмахнулись от меня на остановке, когда я с присущей мне воспитанностью хотел сделать Вам комплимент – всего-навсего комплимент – степень человеческого искреннего участия друг в друге… Вы даже не удосужились взглянуть на человека, не помышляющего против Вас ничем… Что это Вы себе возомнили?..
… Тут она остановилась, это произошло буквально на последних его словах… Из глаз Ее текли слезы, Ее трясло… Она пыталась что-то извиняюще выговорить, что-то обрывалось… было непонятно… Вид был одновременно трогательный и жалкий… Это рассмешило Его… Он поперхнулся смехом и, развернувшись, двинул прочь… Было видно, что Он еще смеялся некоторое время – хотя со стороны – это напоминало кашель…
***
Люди в гололед – беспомощны и трепетны – подобно /дикой птице/ в руках человека… - /упадет – вырвется/ - СТРАХ на всю жизнь…
***
- М –
При/МИР/ение – это та /мера/ человечности, при которой – человеком оставаясь – человекам оставляешь
***
…Идя /поверхностно/ улицей, он вдруг, неожиданно явно для себя, понял – что сейчас он представляет – для кого бы то ни было - свою /полную домашнюю недосягаемость/. И действительно: кто бы ни зашел, просто или с целью какой – его нет, потому что - /ЕГО НЕТ/… И это совсем не то: мол, /я – не один, моюсь – не моюсь, сплю – не сплю, пью – бросил пить, творю – пытаюсь творить/,.. это другое… Зато /это другое/ - ничто иное как чье-то неизбежное (вышеперечисленное) - /от – мол…/…/ (в приват-случае).
…Так он, свыкшись с мыслью об - /главенствующей над сущностью – мол – относительностью/ - направился, уже очень даже /не поверхностно/ к какому-то /географически-ближайшему/ приятелю…
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий